Тим Лотт - Блю из Уайт-сити

— Черт побери! — кричит Колин.

Мы все в изумлении смотрим на него. Лицо красное. В какой-то момент я с ужасом подумал, что он заплачет.

— Мы что, не можем просто… быть друзьями? К чему все это? Я… я не понимаю… это бессмысленно! Пожалуйста, перестаньте. Пожалуйста!

Ситуация выходит из-под контроля. И, что самое неприятное, — есть опасность конфуза.

Я смотрю на Колина и говорю:

— Ты прав. Колин прав. Это глупо. Тони, сделай еще один удар. Давай. Вперед.

Нодж кивает, очень неохотно. Он тоже предпочитает обойтись без сцен.

— Давай. Какая разница. Бей.

Тони уже почти смилостивился, но только почти. Нам предстоит долгий путь к тому месту, с которого все началось.

— Не нужен мне ваш удар. Я не нуждаюсь в одолжениях. Особенно от какого-то… плаксы.

Плаксы. Воспоминания о том, как Колина раздевали — я все эти годы старательно избегал их, — ярко вспыхивают в голове. Колин отшатнулся, как будто его ударили по лицу. Но Тони остановил тележку и перестал вертеть в руках клюшку. Ясно, что уходить он не хочет, но и лицо потерять не может.

— Послушайте, давайте просто переиграем, — говорю я. — У нас с Ноджем все равно были удары никудышные. Сделаем вид, будто только что пришли к этой лунке, и начнем отсюда заново.

— Давайте, — соглашается Нодж, хотя его удар был лучше, чем мой.

— Ладно, — подумав, произносит Тони, как будто делает нам огромное одолжение.

Колин кивает и снова ставит мяч на площадку «ти».

Мы начинаем игру с пятой лунки. Тони на этот раз делает хороший удар, мяч приземляется на «грин» метрах в двух от края. Нодж тоже попадает в «грин», и даже Колин бьет не очень плохо. Эти три хороших удара давят на меня, и я промахиваюсь — мяч летит по косой прямо в кусты. Мне хочется зашвырнуть туда и клюшку.

— Не повезло, — говорит Тони.

Он смущен, но удовлетворения все равно не может скрыть. Я надеваю маску безразличия на лицо и иду к кустам — моего мяча нигде не видно. Срезанная мертвая пожухлая трава на «рафе» делает задачу практически невыполнимой. Я обыскиваю все вокруг с помощью восьмой металлической клюшки, но три минуты поисков не дают никакого результата.

Тони и Колин направляются ко мне: хотят помочь. Меня не видно за кустами и разлапистыми ветвями деревьев. Нодж окликает их, они оборачиваются. И тут у меня съезжает крыша: я лезу в карман, нащупываю запасной мяч, секунду-другую сомневаюсь, а потом бросаю его на землю. Это не жульничество, говорю я себе, а восстановление справедливости. Тони не должен был переигрывать свой удар. Когда я поднимаюсь, Тони все еще смотрит в другую сторону, а Колин идет ко мне. Я поднимаю вверх большие пальцы:

— Все в порядке. Нашел!

Тони поворачивается и делает мне знак рукой. Колин останавливается и смотрит в мою сторону. Он стоит так несколько секунд, потом медленно разворачивается и возвращается на «грин». Я беру свою металлическую восьмую клюшку, которой пытался искать мяч, встаю сбоку и слегка отклоняюсь назад. Получается отменный «свинг». Крученый мяч взлетает в воздух, замирает, а потом опускается на поле. Он подскакивает и оказывается в десяти сантиметрах от лунки. Я легко загоню его одним ударом.

Затем бьют Тони и Нодж, Ноджу удается потрясающий шестиметровый удар, после того как мяч отклонился от курса, упав на непонятно откуда взявшуюся ветку. Колин мажет два раза подряд у меня снова хороший удар. Я иду наравне с Тони, на две позиции отставая от Ноджа, остаются еще две лунки. Атмосфера становится напряженной и враждебной.

Перед следующей лункой течет небольшой ручей. Я, Колин и Тони без труда перебрасываем через него мячи, а Нодж промахивается, и мяч падает прямо в ручей. Небо над нами становится все темней. Вдали слышны раскаты грома.

Мы идем к ручью. Каким-то непонятным образом мяч попал не в воду, а на плоский камень посередине ручья. Ручей не больше полуметра глубиной, но течение быстрое, и очевидно, бить отсюда нельзя.

— Похоже, об этом придется забыть, — говорю я. Хотел сказать с сочувствием, а получилась издевка.

— Не думаю, — упорствует Нодж.

Он наклоняется и начинает снимать ботинки.

— Что ты делаешь?

— Продолжаю игру.

— Ты же не можешь. Мяч на середине этого поганого ручья.

— И что?

Он уже снял ботинки. Закатывает брюки до колен и берет длинную металлическую клюшку. Мимо камня, на котором лежит мяч, метнулась серебристая рыбка. Капельки воды брызнули на поверхность белого мяча.

Нодж осторожно заходит в воду. Мы с Тони обмениваемся недоуменными взглядами.

— Вы двое просто не можете не соревноваться. И это все портит, — говорит Тони с сарказмом, повторяя слова Ноджа у первой лунки.

Нодж молчит. Он недостаточно высоко засучил брюки, так что вода окатывает их, придавая бледной ткани яркость. На неровном дне ручья трудно удержаться. Нодж добирается до камня, на котором лежит мяч, и пытается расставить ноги по обе стороны от него, но теряет равновесие и, пытаясь справиться с течением, роняет клюшку — она тут же идет ко дну. Клюшка лежит на глинистом дне, течение чуть заметно ее колеблет. Нодж наклоняется, достает ее и начинает вытирать о свою майку. На майке остаются широкие полоски грязи. По лицу Ноджа видно, что он собран и сосредоточен до предела. Все молчат: мы боимся его разозлить.

Он снова широко расставляет ноги около камня — на этот раз его положение кажется более устойчивым — и пытается примериться к мячу, делая короткие, неуклюжие пробные замахи. Мне вдруг приходит в голову, что у него может получиться, что ему на выручку может прийти его всегдашнее везение.

Наконец он замахивается для настоящего удара. Майка и брюки намокли и все в грязи. Течение слегка покачивает Ноджа из стороны в сторону. Он заносит руку не слишком далеко назад. Не отрываясь, смотрит на мяч, который иногда шевелится под порывами легкого ветра.

Теперь Нодж замахивается сильнее, собираясь сделать «свинг». Глаза отрываются от мяча, смотрят вверх. Но замах слишком широк, на противоходе Ноджа отбрасывает назад, и клюшка лишь едва касается мяча. Нодж, пошатываясь, валится в воду. Судорожно пытаясь удержать равновесие, он размахивает клюшкой в воздухе, но это его не спасает. Голова перевешивает, и он чуть ли не кувырком летит в ручей, ноги торчат над водой. И тут же выныривает, отплевываясь грязью и речным планктоном.

Всех охватывает ступор, а Тони вдруг не выдерживает и начинает смеяться, поначалу тихо, потом все громче. Не так громко, как обычно, ведь все произошло неожиданно, но достаточно громко для того, чтобы спугнуть окрестных птиц. Это было настолько заразительно, что и я заржал, чуть не захлебнувшись смехом, затем к нам присоединился Колин со своим идиотским девчачьим хихиканьем, и наше дружное трио заливалось до тех пор, пока мы не стали задыхаться. Я сложился пополам. Тони сел на траву, чтобы отдышаться, а у Колина хихиканье перешло в громкие всхлипы, напоминающие истерику.