Дженнифер Вайнер - Всем спокойной ночи

Что бы она мне рассказала, если бы дожила до ленча, на который меня пригласила? Привлекла бы к поискам своего отца? Нуждалась в подруге? В свидетеле? Завидовала ли она тому, что у меня есть отец и мать, так же сильно, как я ее красоте, стройной фигуре, блестящим волосам, легкости, с какой Китти справлялась со всеми теми проблемами, что ставили меня в тупик? И объяснила бы я ей, что ее сосредоточенность на прошлом ставит под удар ее настоящее? И если оглядываешься на прошлое, всегда приходится платить?

Зимой на Кейп-Коде можно было найти только «Нью-Йорк таймс», и то ехать приходилось в Провинстаун. Но благодаря этим номерам газеты и хилому телефонному Интернету я все-таки ухитрилась за первые несколько недель в Труро следить за последствиями, за все расширяющимися кругами по воде, началом которых стало убийство Китти Кавано.

Сьюки Сазерленд похоронили в Оутер-Бэнкс в Северной Каролине, куда отправились ее родители, а не в Апчерче, где она провела всю жизнь. Ее муж выставил дом на продажу буквально через неделю после похорон, а потом уехал с детьми, куда — неизвестно.

Лекси Хагенхольдт так и числится пропавшей без вести. Полиция вызвала водолазов из Нью-Йорка, и в поисках ее тела они прочесали Коннектикут-Ривер, где Сьюки хотела похоронить меня. В «Таймс» я не нашли ни слова о дальнейшей судьбе Денни, Брирли и Хадли.

Полиция допрашивала Филиппа Кавано, выясняла, что он знал. Информации оказалось достаточно лишь для сурового выговора. Да, у него была любовная связь с Сьюки и с Лекси, и какое-то время с Лизой, няней, и с Луз, персональным тренером, и — Господи, прости — он даже ухаживал за миссис Дитль, нашей не-такой-уж-строгой-и-добродетельной бабушкой, которая руководила «Красной тачкой». Да, он вел разговоры с Сьюки, «Таймс» назвал их «общими рассуждениями» о том, что жена пишет под чужим именем, и о том, какой могла бы быть жизнь без Китти. Но он никогда не подстрекал ее к чему-либо конкретному и ничего не знал о ее планах.

Что касается Дельфины Долан, то она снова начала называть себя Дебби и продала свою историю в таблоиды. «Жена-проститутка рассказывает обо всем» — кричали заголовки одного из журналов, которые мне привезла Джейни. Там была фотография Дельфины, выглядевшей очаровательно в голубом платье с глубоким декольте, и другая фотография, где она с напускной скромностью смотрела через плечо, одетая только в трусики от бикини.

— «Муж поддерживает ее во всем», — прочитала Джейни, прихлебывая коктейль.

Мы сидели на балконе, закутавшись в пуховые одеяла, перчатки и шапки. А сильный ветер все хлестал по воде, от него краснели щеки и немели пальцы.

— «Я люблю свою жену»… О, смотри, они собираются снимать сериал о ее жизни!

Я кивнула.

— Рада за Дельфину.

Джейни застенчиво улыбнулась и протянула мне еще один журнал.

Я увидела номер «Контента» с лицом Китти на обложке. Это был тот самый снимок, что я видела у нее на каминной полке. Свадебная фотография. Темные волосы и сияющие голубые глаза, белая кружевная вуаль, белое атласное платье и счастливая улыбка. Заголовок гласил: «Китти Кавано: ее жизнь». Шрифт в строке с именем автора — именем Джейни — был раз в пять больше обычного.

— Моя первая законная журналистская публикация, — гордо сообщила она. — Си собирается заказать, чтобы текст высекли в бронзе!

Статья была на пяти страницах и полностью завладевала вниманием. Джейни собрала информацию по каждому фигуранту и от многих из них получила разрешение цитировать их высказывания в печати. Слова Дорис Стивенсон были напечатаны самым крупным шрифтом: «Она была лучшей из всех, кого я знала».

Там содержалось все: история Джудит Медейрос, матери Китти — ее жизнь в Нью-Йорке, смерть от передозировки и фактическое удочерение Китти. Далее упоминался Хэнфилд, где ее профессором был Джоэл Эш — «не отец, но идеальный образ отца. Я хотел помочь ей. Надеюсь, что мне это удалось».

Потом список мужчин, которых знала Джудит Медейрос, как в библейском, так и обычном значении этого слова. В списке были и известный лоббист, и топ-менеджер, и профессор поэзии, и офтальмолог.

«Генеральный прокурор штата Нью-Йорк Тед Фитч согласился пройти тест на отцовство после самоубийства Сьюки Сазерленд, — писала Джейни. — Результат оказался отрицательным. Вопрос отцовства Китти Кавано и смерти Джудит Медейрос остался тайной — однако полицейское управление Нью-Йорка возобновило расследование. Если сама Кавано перед своей смертью нашла ответ, то она унесла его в могилу».

Наши дни текли спокойно. Мы завтракали, ехали в библиотеку, в супермаркет или в Музей пиратов в Провинстауне. Ленч, потом вздремнуть, затем мастерим поделки или раскрашиваем, смотрим видео, когда идет дождь.

После обеда разводили огонь, и Рейна пела — оперные арии или польки. После того как укладывала детей и подтыкала им одеяла, я обычно ложилась одна в кровать рядом с большими окнами и слушала океан, смотрела на мигающие огоньки Провинстауна на противоположном берегу, на звезды в небе.

Я посадила луковицы тюльпанов и нарциссов. А когда стало теплее — посеяла еще бальзамин и маргаритки, петунии и фиалки.

По средам и пятницам с утра я ехала с детьми в порт Провинстауна, а оттуда на пароме в Бостон, где мы встречались с детским психологом, доктором Бирнбаум. Она уводила детей в свой уютно захламленный кабинет, где были и кукольный домик, и мольберт, и всяческие игрушки, и со щелчком закрывала за собой дверь.

А я обычно сидела на деревянном стуле, стараясь не прижаться ухом к двери, стараясь верить, что Софи, Сэм и Джек знают, что их любят и что, несмотря на то что случилось, им ничего не угрожает.

Бен приезжал каждые выходные. Играл с детьми, ходил с нами обедать, поджаривал попкорн, пел полечки, одевал и раздевал Страшилу и смотрел мультфильмы. Ночами он спал в кровати рядом со мной и не дотрагивался до меня.

«Когда ты будешь готова поговорить об этом», — сказал он как-то раз поздно ночью. Я потрясла головой — нет.

Он продал наш дом и снял для себя квартиру в Кос-Кобе. Взял на работу еще одного партнера, пообещал больше времени проводить дома. Мы переедем, куда только захотим — в другой город в Коннектикуте, Нью-Джерси, даже снова в Нью-Йорк, в тот же район и в тот же дом.

Бен хотел, чтобы мы снова стали семьей. «Все образуется, — шептал он, робко проводя пальцем по моей щеке. — Все будет как прежде».

Я лежала с закрытыми глазами и притворялась, будто сплю, слышала, как он вздыхает, и ощущала, как вздрагивает кровать, когда муж поворачивается на бок.

Каждые несколько дней звонил Эван. «Могу я с тобой увидеться? — спрашивал он. — Мы и так потеряли слишком много времени, Кейт. Мы должны быть вместе».