Рене-Виктор Пий - Обличитель

Вот с такими словами обратился я к этой необычной аудитории в не менее необычных условиях. Я немало гордился своей короткой речью. Было заметно, что представители администрации фирмы «Россериз и Митчелл-Франс» растерялись. К тому же я не сказал самого главного: примет ли Сен-Раме участие в похоронном бдении. Я хорошо знал своих коллег и, разумеется, понимал, что помимо смерти Арангрюда и повязки Вельпо их волновал именно этот вопрос. Да и брошенное мною вскользь замечание о том, что я обедаю у Сен-Раме, обязывало серьезно задуматься, как им следует себя вести. Что хотел сказать заместитель директора по проблемам человеческих взаимоотношений? Следует ли считать это дежурство желательным или обязательным? Сказал ли Сен-Раме моими устами, что представители администрации должны явиться в Сен-Клу и оставаться там всю ночь? Они не решались прямо задать такой вопрос, это было бы явно неприлично, ибо означало: «Если Сен-Раме придет, приду и я». Но именно это им и хотелось выяснить. Слово взял Вассон:

— Мсье, скажите, в котором часу было бы удобнее всего прийти, чтобы не побеспокоить мадам Арангрюд?

— Я думаю, — ответил я не без тайного злорадства, — между полуночью и четырьмя часами утра.

Наступила тишина. Вассон продолжал:

— Можно ли прийти туда с женой?

Правду сказать, об этом я не подумал. Многим из этих господ было бы трудно объяснить своим женам, почему они не ночуют дома. Попробуйте убедить жену администратора, что ее муж должен всю ночь бодрствовать в Сен-Клу у изголовья усопшего коллеги. С другой стороны, я хотел избежать ненужной толчеи. Наконец я нашел прекрасный и вполне корректный ответ:

— Те, кому приходилось завтракать, обедать или проводить уикенд в обществе супругов Арангрюд, могут пригласить жен. Другие, если в этом возникнет необходимость, могут попросить меня подтвердить причину их ночной отлучки.

И ту+ произошла первая стычка по поводу свитка, о котором, казалось, все позабыли. Ле Рантек взял слово:

— Господа, если ни у кого больше нет вопросов по поводу бдения у гроба, мне бы хотелось воспользоваться случаем и в присутствии ответственных сотрудников фирмы задать вопрос о свернутом в трубку пергаменте, который я получил сегодня утром и прочел лишь пополудни. Такие же свитки, как мне известно, получил весь персонал. Я понимаю, что мой вопрос может показаться неуместным на совещании по столь печальному поводу, как смерть нашего горячо оплакиваемого коллеги, но вместе с тем, признаюсь, этот свиток меня беспокоит, и я уверен: те же чувства испытывает не только большинство присутствующих здесь коллег, но и все сотрудники, находящиеся в их подчинении. Можем ли мы обсудить сейчас эту тему?

Ле Рантек занимал довольно любопытный пост, вызвавший в свое время яростные споры в большинстве крупных компаний: пост ответственного секретаря. Мнения руководящих сотрудников администрации относительно этой должности разделялись. Одни думали, что она является ступенью к власти в компаниях, именуемых «холдинг» (от англосаксонского глагола to hold — держать). Быть ответственным секретарем «холдинг»-компании — это значит иметь возможность всюду совать свои нос и (козырь немаловажный!) присутствовать на Больших советах, что позволяет такому сотруднику быть на виду у президентов и остальных администраторов. Другие придерживались мнения, что ответственный секретарь — должность второстепенная, что этот пышный титул на самом деле ничего не значит, короче, нечто вроде лакая президента компании.

Вопрос Ле Рантека испортил мне настроение. Я колебался, стоит ли продолжать этот разговор. Я мог сослаться на поздний час, на обед, который меня ждет, на серьезный характер совещания и перенести на будущее обсуждение вопроса о свитке, но я чувствовал, что смерть Арангрюда занимала их куда меньше, чем послание, распространенное сегодня утром в фирме, и это уже было для меня весьма ценным наблюдением. В сущности, я присутствовал при первой реакции сотрудников административного аппарата на появление свитка. То, что мы с Сен-Раме искали вслепую, испытывая своих секретарей, теперь раскрылось передо мной; отныне было ясно: никто из членов главного штаба «Россериз и Митчелл-Франс» не остался равнодушным к тексту, написанному на пергаменте. И я дал себе слово сообщить об этом генеральному директору. Демонстративно взглянув на часы и сославшись на ограниченность времени, я решил разузнать у них кое-что об этом деле.

— Господа, так же как и вы, я держал этот свиток в руках, — сказал я. — Не ожидал, что он вызовет дискуссию между нами, во всяком случае не сегодня вечером. Однако возможно, что подтекст ускользнул от меня; признаться, я не слишком долго занимался его изучением. В моем распоряжении около четверти часа, после чего я буду вынужден вас покинуть. Есть ли у кого-нибудь еще вопросы ко мне по поводу бдения у одра покойного? Нет? Тогда давайте обсудим этот инцидент.

Мои коллеги молчали, и это означало, что их внимание занимает свиток. Арангрюд умер и для них уже похоронен. Меня снова охватили мрачные предчувствия.

— Господа, — начал я, — у нас осталось четверть часа, чтобы обменяться мнениями по поводу этого трактата. Позволю себе напомнить, или, вернее, сообщить вам, что до сего времени этот инцидент не обсуждался генеральной дирекцией, однако если мы располагаем сейчас всего пятнадцатью минутами, то виной тому трагические обстоятельства, которые хорошо вам известны, а отнюдь не преднамеренное решение дирекции, ибо она, как вы знаете, готова в любой момент обсудить любой вопрос. Мсье Ле Рантек, вы настаивали на этом обсуждении — даю вам слово.

Я хочу просить о снисхождении у тех, кто сегодня стал бы возмущаться, что автор этих строк позволил себе за столь короткое время так много лжи: у него были смягчающие вину обстоятельства. В частности, стиль, который я стараюсь передать как можно точнее, был в то время обычным в деловых кругах. Он никого не обманывал. Таким образом, люди, собравшиеся в моем кабинете в этот вечер, не поверили ни единому слову из того, о чем я им говорил по поводу этого свитка. Даже манера, в которой я повел обсуждение, — длинные эвфемизмы, употребляемые мной, чтобы убедить их, что пергамент не привлек внимания генеральной дирекции, — свидетельствовала об обратном. Точно так же напоминание о свободе мнений на предприятии — это, скорее, стереотипный способ выражения, словесный прием, и только, никому из сотрудников, даже самому смелому, не пришло бы в голову ловить на слове своего руководителя. Представители персонала нашей фирмы сочли бы проявлением самого дурного тона, если бы Вассон, например, преступил святые правила, установленные руководством, и обратился ко мне: