Б А - Введение в человечность

- Чего ж тут непонятного?! Чай, мы тоже не дуры, - и презрительно так последнюю фразу сказала, что мне даже неловко стало. - Ты только не уходи никуда, мы сейчас...

И улетела. Интересная такая, куда ж я уйду? Чтоб не сдуреть совсем, начал бродить от стены к стене, лапы разминать. А воздух отравленный, хреново мне. Решил вспомнить, как нас на Зине Портновой травили, и, не поверите, легче стало. Алкогольные пары в сравнении с дихлофосом - чистый кислород! Замечтался, в общем...

- Лови! - сквозь воспоминания слышу и чувствую, что на голову мне что-то тяжелое плюхнулось.

Смотрю - мухи вернулись, канат кинули. Я без лишних слов всеми лапами за него ухватился и крикнул:

- Вира, птицы мои синие! Тащите меня!

И вытащили ведь! Я, как на воле оказался, первым делом отдышался. Потом огляделся. Мухи все по своим делам разлетелись, одна Чкаловская рядышком сидит и аппетитно огуречную попку посасывает.

- Мы в расчете? - спрашивает.

- Спасибо тебе, милая, - улыбаюсь. - Кабы не ты, сдох, ей Богу. Ты не торопишься?

- Нет, - отвечает, - с тобой интересно. Ты, умник, знаешь много. Это мне по душе. А еще б поел пока, смотри, сколько тут всего вкусного!

Я кругом бутылки обошел и только дивлюсь. Это ж надо, такое впечатление, что они помои прямо под раковину кидают. Еды-ы... немерено! Правда, низкокалорийной. Очистки картофельные, огуречные попки, огрызок от яблока, фантики от ириса "Забава"... Ни колбасной шкурки завалящей, ни хрящика. Сюда бы вегетарианцев - им пир горой, а нам, настоящим мужикам, мяса надо. Рыбы, на худой конец. Но на безрыбье, сами понимаете, и огурец - свинина.

Перекусил нетривиальным лакомством. Влаги испил, и запас под крыло взял. Так, на всякий случай. А потом услышал, как далекая призрачная дверь хлопнула. Глядь на стол - нет моего "Abibas'a". Вот влетел, как же домой-то?! Ушла милая сердцу Анна Андреевна, забыла об сыне своем приемном...

Настроение тут же испортилось. Выдохнул я тяжело и на спину повалился, начал лапами дрыгать и реветь почти по-медвежьи.

- Ты чего, Гомемнон? - подобралась ко мне испуганная Муша. - Отравился? Странно, все свежее, никакого сальмонеллезу.

- Домой хочу-у-у, - вою я, - Сокра-а-ат, как же я-а-а-а ту-у-ут?...

- Эка ты примитивный, - ухмыльнулась муха, - чем тебе здесь-то не дом? Центр города, это тебе не Зина Портнова. Знаешь сколько памятников? На любом сри - не хочу. Я даже профессора Попова обгадила. Он сто лет назад радио изобрел, слыхал? Так я - прямо на нос гению! Вот скажи мне, есть у вас там профессор Попов?

- Не-а, - всхлипываю.

- Ну вот, - улыбается, - а у нас есть. И Шевченко стоит, знаменитый нерусский поэт, а в крепости лысый царь Петр авангардной работы. Кстати, о крепости: у меня мечта заветная есть - Петропавловскую иглу обосрать... Но, похоже, неосуществимо это... - вздохнула тяжело Муша.

Меня такой поворот разговора заинтриговал. Я на лапы вновь перевернулся и с любопытством уставился на Чкаловскую.

- Так в чем же дело? - спрашиваю. - Есть мечта, надо воплощать. Кто тебе мешает?

- Кто-кто? Ветер мешает, - отвечает, а сама задумчиво в грязное коммунальное окно смотрит. - Там, на самом верху, больно ветер сильный. Сдувает. Весу-то во мне, чай, не три килограмма.

Я оценивающе посмотрел на нее и разочарованно покачал головой.

- Да уж, - говорю, - пожалуй, даже не полтора. А то бы ты мечту свою давно в реалии воплотила... Но не надо расстраиваться, Муша. Истинная мечта - она на то и истинная, чтоб не исполниться никогда...

- То есть? - не поняла Муша. - Поясни-ка.

Я усом пошевелил, принял позу роденовского мыслителя (его я еще в журнале на Зине видал), в какую Сократ сгибался, когда нас, молодежь, уму-разуму учил, и начал свою пространную лекцию.

- Понимаешь, - говорю менторским тоном, - без истинной мечты жизни нет. Только она, мечта, должна быть глобальная и недосягаемая. Вот как твоя, например. Нельзя мечтать о колбасе или о собственном клопе в будочке. Это вещи исполнимые. Грезить надо о чем-то возвышенном...

- Петропавловский собор - возвышенный? - перебивает.

- Это смотря для кого, - объясняю. - Для птицы - нет. Потому что она запросто может на него взлететь и легко, как ты говоришь, обосрать. А для тебя - да, так как ты не три килограмма. Будь ты эти три килограмма, ты бы и Останкинскую башню в Москве обгадить смогла.

- Чего? - не поняла Чкаловская. - Какую башню?

- Эх, неучи! Останкинскую! - повторяю. - Я по телевизору видел. Но она в Москве, и это нас не касается. Хотя, с точки зрения мечты - такой фокус покруче Петропавловской иглы будет. Можешь грезить. Я сейчас о другом говорю...

- О чем?

- Не перебивай. О том я размышляю, что нормальная мечта никогда не может исполниться. Так уж природа устроена. Почему? А потому, что если бы все истинные мечты в реальность воплощались, сама жизнь бы смысл потеряла, а, значит, вечные поиски и дерзость мысли оказались бы навеки утрачены. Мы бы все тогда в быдл превратились, которым только пожрать да посрать... Пардон, - я сообразил, что для некоторых, например, для мух - смысл жизни в последних моих словах и заключен, поэтому вовремя извинился и попытался выкрутиться: - ...в домашней обстановке, на родной кухне, например. Вот ты - не быдло, о возвышенном грезишь. Об игле Петропавловской! Ты, муха - птица высокого полета...

- Я знаю, мне родственники говорили, - кивнула Муша. - Мать однажды сказала, что я должна была орлихой родиться...

- Орлицей, - кивнув, поправил я, - не суть важно. А знаешь, какая у меня мечта?

- Эту?... Останкинскую башню обосрать? - искренне предположила Чкаловская.

- Нет, что ты! - рассмеялся я. - Такая мечта может присутствовать только у тех, кто летать и гадить с недосягаемых высот рожден. А я пешеход, поэтому хочу стать всемирно известным спортсменом, самым быстрым бегуном в своем классе мощности. Чтоб награды там всякие, почести, пьедестал почета...

- ...обосрать? Ну, для этого далеко бегать не надо, вон на Петровском, тут рядом совсем...

- Да при чем здесь - обосрать?! - разозлился я. - Взойти на него! На пьедестал! И не просто взобраться, это любой дурак сможет, а восшествовать, как общепризнанный чемпион. Чтоб медаль там, и все такое, шампанское об тумбочку...

- Эка ты хватил! - восхитилась Муша. - Красивая мечта! Только какая надобность в твоем пьедестале?

- А какая надобность в твоей Петропавловской игле?

- Ну...

- Обгадить?

Чкаловская кивнула.

- Вот видишь, какие мы с тобой разные?!

- Почему? - удивилась Муша.

- Потому что для меня справить нужду - дело скрытное, интимное даже, а для тебя - предмет гордости и всеобщего восхищения родни. Ты вот говоришь, мать тебя орлицей зовет, а думала ли ты о том, что у них, у орлов, кроме высокого полета еще и свои мечты есть? И они, между прочим, нужду прямо в своем высоком полете, как стюардессы с космонавтами, справляют. Им для этого шпилей по надобностям посещать не надобно...