Владимир Карпов - Нехитрые праздники

И все бы оно ничего: ну, любила выпить. Початую бутылку в холодильнике нельзя было оставить — глянь, уже нет! А начни спрашивать — «Я вылила, в раковину вылила…» Не запивалась же, как некоторые. Но после подобных историй приходит наутро одна мысль: это лишь то, что увидел своими глазами, а каково же то, чего не видел?

Михаил, все обращаясь мысленно к незнакомому собеседнику, перебирая засевшие в мозгу, обидные эпизоды из жизни с Лариской, стал умываться. Охолонул лицо водой, просвеженно отфыркнулся… И распрямился, невидяще уставился в зеркало над краном. Еще несколько раз торопливо плеснул в лицо и вышел из туалета, по пути вытираясь полотенцем.

В купе, где недавно стоял картежный гвалт, уже не было ни заводилы, ни иных игроков. А в своем купе Михаил застал странную обстановку: люди сидели потупленные, притаившиеся, словно ночные зверьки под светом фар. Мордастого мужика, охочего до разговоров, не было. Зато появился некрупный рыжеватый паренек: придвинувшись к самому окну, он упорно смотрел в оконное стекло.

— Что такое? — тихо спросил Михаил, присев напротив пожилого человека, которому вчера вечером уступил нижнюю поперечную полку.

— Проиграл, — кивнул тот в сторону рыженького. Без тени укора или усмешки — виновато как бы, подавленно.

— Это вот играли-то, — указал Михаил большим пальцем на соседнее купе.

Пожилой человек в знак согласия закрыл глаза, скорбно, как на похоронах.

— И много?

Собеседник неторопливо пожал плечами и посмотрел исподволь в сторону рыжего парня. Михаил тоже поглядел на парня.

— Ты хоть раньше-то когда-нибудь играл? — спросил он, вспомнив, как заводила обучал игре.

Парень молча мотнул в ответ головой.

— И не умел? Только научили?!

Теперь парень согласно кивнул.

— И сразу давай на деньги играть! — Не мог вслух не изумиться Михаил. — Сколько проиграл-то?

— Все, — выдавил парень. Был он не так уж и молод, как показался сразу. Морщины у глаз, ввалившиеся щеки, чуть выдававшаяся вперед, пришамкивающая челюсть.

— А сколько это, все-то?

— Все, — повторил тот.

Выходит, верно, не ошибся Михаил в своем внезапном подозрении. Заводила был профессиональным шулером. И встречать его доводилось Михаилу не где-нибудь, а в собственной квартире — бывшей, понятно. Да при ситуации, надо сказать, пикантнейшей — в гробу не забудешь. Вернулся он тогда из ночного рейса. Вошел в квартиру… А из спальни — шорохи, звуки характерные, не спутаешь… Тихонечко, на цыпочках подкрался, резко открыл дверь и одновременно включил свет. А на постели вовсе не Лариска, как ожидал, а Маринка, подруга ее, с красавцем писаным. Маринка прикрылась с головой одеялом, а красавец — намеренно спокойно, прямо посмотрел на ворвавшегося хозяина. Михаил лицо его запомнил смутно, а взгляд этот — открытый, светлый, улыбающийся — четко. И сейчас, когда он умывался, на догадку навел именно взгляд. Михаил знал мужа Маринки, но вместо того, чтобы выгнать ее из квартиры вместе с хахалем, выключил свет, закрыл дверь и вышел. А когда вышел, буквально ожгла мысль — Маринка-то беременна! Живот такой, кажется, в декретном отпуске уже! И муж ее, Валерка, здоровый мужик, машинист тепловоза, где-то, наверное, в пути, рад едет, ребенка ждет!.. А на дите его, не рожденное, но живое уже, кто-то тут извергает… Потом был крупный разговор с Ларисой — она спала в другой комнате. «Марина любит его, — твердила жена. — Давно. До Валерки она его еще любила». — «Чего же тогда, если этого любит, за того замуж пошла?!» Валерка служил во флоте и носил до сих пор тельняшку, причем так, чтоб из-под рубахи был виден уголок с полосками. Маринка смеялась над его пристрастием к тельняшке, называла колхозником и умственно отсталым. «Чего человеку мозги морочить?! Идиота из него заранее делать?! Или этому не нужна, так хоть за кого-нибудь!.. Тогда дорожи!..» — «Нужна и этому, — объяснила Лариса. — Он ее тоже любит. Только у него такая жизнь, что…» Сильной, давней любви, как оказалось, мешало то, что красавец — шулер. Катается по стране, подсаживается в поездах к пассажирам, заводит игру, деньгу зашибает — дай нам бог столько!..

Что удивительно, Михаил тогда как-то сразу успокоился. Понравилось даже, что человек — странствует, шулер!.. Жизнь, судьбу ставит на карту!.. Теперь же, когда видел перед собой жертву — не какого-нибудь пресыщенного толстосума, а тщедушного, в поношенном невзрачном пиджаке, наверняка и без того неудачливого, потому убитого досадой паренька, — становилось не по себе. Собственная постыдность виделась. Понималось: это таксистом поработал, пообтесался, осмотрительнее сделался, думаешь вроде о чем-то, да ухо настороже, а раньше — как пить дать сам попался бы на удочку! Мордастый-то неспроста заговаривал и улыбался ему, будто девочка. Не ответь Михаил, мол, да, из командировки, тот бы, тертый волчара, так просто не отвязался — коли из командировки, значит, денег нет!

В проходе опять показались парни. Вторым шел этот, Заводила, как Михаил его про себя окрестил. Он смотрел все так же распахнуто, с веселой, как бы зазывающей наглецой. Сомнений у Михаила не осталось: тот, Маринкин. Парень, идущий первым, приостановился было, но Заводила, коротко глянув на Михаила, стрельнул глазами на рыжего паренька и подтолкнул в спину своего товарища. Буквально через мгновение послышался звонкий его голос; но что не укладывалось в уме — в купе, рядом с тем, где только что, как говорится, на глазах у изумленной публики красавчик вытянул деньги у нескольких человек, кто-то снова соглашался играть.

— Может, сказать проводнику, раз много проиграл, — обратился Михаил к рыженькому. — Пусть сообщит начальнику поезда. Их на станции возьмут — и вернут тебе…

— Разве проводник всего этого не видит? — приглушенно проговорил пожилой человек. — Его сейчас и в вагоне нет, вот в чем дело. Получил свое и…

— Ну тогда прямо к начальнику пойти!.. — Михаил хоть и восклицал, но тоже негромко.

— Вы что, шутите? Они же следят за тем, кто много проиграл… Вагон у нас головной, проход один, прикончат и выкинут… Ключи вагонные у них свои…

После этих слов Михаилу впору было вызваться самому идти к начальнику, коль завел речь. Прикончить, конечно, не прикончат, думал он. Это в крайнем случае. Но встретить, пригрозить могут. Михаила подзуживало — попробовать. Не ради этого паренька или кого-то других, кто, развесив уши, садится добровольно отдавать деньги, а так — судьбу попытать. Уж больно они уверены, черти! В какой-нибудь час, а то и меньше, если считать, что на некоторое время исчезали, прошерстили весь вагон! Без пистолетов и ножей ограбили! Безнаказанно. Это подавляло. Но… понимал Михаил, если ему действительно преградят путь, то дальше уже против воли и здравого смысла он попрет напролом! Так-то в жизни характер у него вроде покладистый, но доведись до крайности, до конкретного унижения или насилия — мозги отшибает, душу рвет!.. Из-за этого и с такси ушел — из-за непримиримости, в какие только переделки не попадал! А может, оправдывает сейчас себя он, успокаивает самолюбие, а на самом деле просто кишка тонка?..