Елена Георгиевская - Брошенный поселок

Вы не могли бы увезти отсюда мою дочь?

Конечно, судьбу человека выпрямить легче лёгкого: сейчас некто относительно приличный (в смысле, не в тренировочных штанах и не с пакетом семечек, значит, деньги есть) забирает твою главную проблему (дочь), а ты остаёшься с толстой торговкой, в качестве надомного электрика и плотника. Через месяц вы продаёте дом и убираетесь поближе к Неману: там у родственницы торговки проснулась совесть, и если её как следует попросить…

А что Юленька вам обо мне говорила?

Что вы тоже преподаватель информатики. Вам есть куда уехать, у вас же своя квартира. Вы здесь отдыхали, на природе, после больницы. Она девушка сложная, но умеет готовить.

Ёбаный пробел…

Дело в том, что цыгане смотрят, как вы понимаете, вот так. Они что-то хотят внушить.

Дыра на тротуаре всё расширялась. Края асфальта будто плавились, хотя погода была пасмурная, сырая. Под ними образовалась полутораметровая пустота.

Да, безусловно, сказал Феликс, я заберу отсюда вашу дочь. Главное, что вы продлили ей регистрацию. А там мы всё уладим.

Девочки, улыбающиеся друг другу так, что сразу всё становится ясно.

Если бы Юлиана не рассказывала ему о вольных нравах в баден-вюртембергской гимназии, он бы не сразу понял, наверно. Оказывается, в Германии выросло новое поколение нордических лесбиянок, которые трахаются прямо в школьном туалете.

Возле Братской школы больше никого не было, только белокурый мальчик лет восьми с упорно-сосредоточенной рожицей швырял в стену кирпичные обломки.

— Здравствуйте, — ровным тоном сказала Юлиана Феликсу, — я, к сожалению, уже закрыла компьютерный класс. Приходите завтра.

Всё же она слишком взрослая, подумал Феликс. Как дети из его сна, только это ребёнок, которого заставили быстро вырасти, но недоотсекли человеческое.

Армянка смотрела на него, как и подобает дочери директора магазина смотреть на дауншифтера. Даже если ты носишь марку «Levi’s», тебя что-то выдаёт. Хотя бы то, что в дальних краях эту марку носят только заезжие дауншифтеры: состоятельные люди затовариваются на местном мелком рынке. Каринин мобильник заиграл какую-то черножопую попсу — видимо, папаша забеспокоился.

— Не волнуйся, — насмешливо сказал Феликс, когда они подошли к автобусной остановке, — я не сяду рядом с тобой.

В автобусе звучала та же самая чёрная попса. Или очень похожая.

— Я её просто попросила, чтобы она…

— Ага, — ответил Феликс. — Но можно обойтись без деревенских мажорок. Кавказцы хитровыебанные, как и цыгане, — постоянно врут. Мало ли что она обещала. И отмазка у неё всегда найдётся: строгий папа не стал слушать, я сделала, что могла, но…

За окнами сыпался мелкий дождь.

— Хочешь чаю? — спросил Феликс. Юлиана кивнула.

Все эти люди, которые спокойно пьют кипяток, будто не обжигаются, смотрят сквозь сильный ветер, и у них не выступают слёзы, — болезненно чувствительны к действиям других людей, не оправдывающим их ожидания.

— Я сказал твоему отцу, что заберу тебя отсюда. Обязательно заберу. Ты забудешь этот хутор, как страшный сон, — интересно, сколько людей, пользующихся этим штампом на полном серьёзе, понимают, что по-настоящему страшные сны не забываются? — Конечно, будь ты обычной посудомойкой из гаштета, ни за что бы.

Знала бы она, как любят его «дома».

Расчётливая сучечка, легко добивающаяся расположения подростка, о котором он, Феликс, может только мечтать. Конечно, ей проще: женщину скорее возьмут работать в школу, даже если у неё на лбу написано: «ненавижу детей», и мало кому из женщин можно успешно припаять растление или изнасилование. Вот только она не понимает, что перед ней псих. Не иначе, переселенцам все русские кажутся психами, это как для европейца монголоиды — все на одно узкоглазое лицо.

По разбитой дороге ползла машина очередного дилера, замаскированная под такси.

— Мне ничего от тебя не надо, — сказала Юлиана.

«Я буду делать безразличное лицо и просить, чтобы меня не жалели, и тогда меня пожалеют и похвалят за мужество, и дадут денег», — так это называется в переводе на нормальный язык.

— Понимаю. Не хочешь уходить?

— В такую погоду — не хочу, — усмехнулась она.

— Wohl. Давай я тебе расскажу что-нибудь хорошее, пока не закончился дождь.

И он стал вспоминать свои старые стихи, какие похуже:

Скажи приставшей гопнице, что ты кандидат наук, скажи служителю маммоны, что ты оппозиционер, покажи хрупкой критикессе матерную прозу, — они сразу же исчезнут. Чужие, совсем чужие слова. За них тебя оставят в одиночестве или захотят побить.

Мои кармические братья и сёстры пользуются стихами, чтобы прогнать ненужное.

Разве можно рассчитывать на материальную поддержку того, кто такое пишет? Вы с ума, что ли, сошли? Рассчитывайте на автора милицейских протоколов.

Любая девочка с упругой грудью и нездешним холодком в глазах должна понимать, что так глупо строят планы только существа простые, люди тепла и света, которым планы противопоказаны.

Пускай будет всё холоднее и холоднее, а напоследок надо сделать то, что надолго запомнится. Не зря же я здесь побывал.

Она говорит, что забыла дома какую-то хуйню (на немецком языке), что сейчас вернётся. Не вернётся, конечно, — этого он и добивался. Интересно, она будет плакать или думать, в чём дело — ведь всё так сложно, с первого раза не расслышишь, не усвоишь, не сочинишь оправдание себе и другим?

«Федеральная служба Российской Федерации

по контролю за оборотом наркотиков

Гр. Фрейману Р. Б.

проживающему по адресу: …

Уважаемый Роман Борисович!

Управлением ФСКН России по Калининградской области внимательно изучено ваше заявление от …сентября 200* г.

В настоящее время информация о сбыте наркотических средств в результате тщательной проверки не подтвердилась. Однако, Управлением к уголовной ответственности за организацию и содержание притона для потребления наркотических средств по ст. 232 ч. 1 УК РФ привлечён владелец дома — Юраускас Юргис, который в настоящее время находится под стражей. Уголовное дело в отношении него направлено в суд …ского р-на».