Збинек Кованда - Палец на спуске

Якуб, который до этого сидел, как ящерица в оцепенении, шевельнулся и сказал:

— Сегодня такая жара. У вас не найдется стаканчика воды?

Несколько пар глаз, и прежде всего глаза того человека, который сидел позади всех, почти скрываясь в зелени, прищурились. Стакан воды не поставишь перед гостем на пол. Не ставить же его ему на голову! Да, с этим человеком будет сложнее, чем кажется по его внешнему виду.

Однако здесь Якуба переоценили. В нем заговорил обычный инстинкт.

Но вот руки его легли на столик (столик был найден в соседней комнате), ноги тоже почувствовали себя свободнее. Можно начинать дискуссию.

Но о чем? О чем ему дискутировать с ними, бархатными ягнятами? Ведь он же хотел выступить по радио!

Якуб начал рассматривать присутствующих. Его ничуть не удивило, когда сразу во втором ряду он увидел своего зятя Ярослава Машина. Наоборот, он бы удивился, если бы не встретил его здесь. Но Якуб все никак не мог понять, зачем тут собралось столько народу. Он бросал взгляд на отдельные лица, искал объяснение, но ответ на вопрос уплывал от него все дальше и дальше, так как лица были совершенно незнакомыми.

О чем же ему, собственно, говорить? Может, начать, как в Бржезанах, когда он открывал собрания национального комитета словами: «Ну что ж, товарищи, поехали?»

«Ну что ж, начнем, как в Бржезанах».

Он уже набрал воздуху и прижал язык к небу, чтобы произнести начальное «н», как вдруг его взгляд случайно упал на знакомое лицо, такое знакомое, что в этой чужой обстановке оно показалось ему специально нарисованным. Знакомое лицо, а на нем еще более знакомая улыбка. Улыбка принадлежала старому человеку, такому же старому, как сам Якуб.

— Якуб, пойдем со мной в чулан! — сказал отец Матей, когда матушка полезла на чердак искать походный чемодан. — Я иду на войну. — Якуб в это время послушно сидел, готовый к серьезному разговору, первому и последнему в их жизни. — Иду на войну, и государь император скоро узнает, какой солдат прибыл в его армию, потому что воевать нельзя ни удочкой, ни сетями. Ловить форель на войне тоже не разрешается. Но это к делу не относится. Я иду на войну вместе с твоим братом Карелом. Вилема пока еще не забирают, поэтому он, как и прежде, будет заботиться о мельнице. Все равно на этой рухляди много не намелешь, даже если и будет что молоть… Ну а как же ты, мельничек? Ведь тебе будет четырнадцать! — Рот Якуба сам собой приоткрылся, но уздечка послушания снова закрыла его. В сознании Якуба не укладывалось, что бродячая душа отца может его понять. — Вилем говорил мне, что ты больше живешь у кузнеца, чем дома. Это правда? — Якуб покраснел и опустил голову. — Но кузнецу сейчас не нужен помощник… — Матей замолчал. Надо помолчать немного. Для успокоения совести, так как то, что Матей сейчас скажет, он уже хорошо продумал. — Я говорил с дядей Франтишеком. Он возьмет тебя на «Шкодовку» [1] «Шкодовка» («Шкода») — комплекс заводов, расположенных в городе Пльзень. — Прим. ред. . Им понадобится каждая рука, и мама опять же будет рада каждому грошу. Договорились?

Лицо Якуба озарилось улыбкой. От дяди Франтишека он знает, что на «Шкодовке» есть печи, из которых железо течет, как вода через их запруду, и машины, которые режут сталь, как нож хлеб, и молоты, которые могут одним ударом расплющить железную болванку толщиной в ствол взрослой березы.

— Договорились!

Матей удовлетворенно похлопал Якуба по плечу. Все же это неплохое чувство — быть главой семьи.

Якуб побежал к Алоису, чтобы рассказать, поделиться с ним новостью о своей победе, которая казалась ему сказочной.

Как же, собственно, получилось, что Якуб так полюбил железо? Когда он еще был Якубеком, вокруг него были вода и деревья, зерно и мука, рыбы и птицы, ночь и день, лето и зима… Надо ли перечислять все это? Такое трудно объяснить. Но дело здесь не в судьбе, просто получилось так, и все.

Однако какая же это победа? Алоис посмеялся над Якубом. Он знал увлечение друга кузнечным делом, но иногда запальчиво возражал, когда Якуб рассказывал ему о чудесах, которые могут делать древесный уголь, поток воздуха и кузнечная кувалда, хотя прекрасно разбирался в этом, так же, как и в своих странных и причудливых снах.

Якуб нахмурился. Впервые он серьезно обиделся на Алоиса.

— А что ты будешь делать? Тебе ведь тоже исполнится четырнадцать. — Глаза Алоиса заблестели:

— Сгружать навоз и запрягать лошадей. Наш кучер тоже, видно, пойдет на войну, тогда я, может, займу его место.

Якуб пожелал этого Алоису от всего сердца, но чего-то все-таки испугался. Алоис ведь хочет, чтобы их кучер ушел на войну… Сразу Якуб это до конца не осознал, но у него возникло ощущение, что все дни, которые он прожил с Алоисом и которых было немало, стали теперь только тем, о чем говорят: «Что было, то прошло».

Алоис разговорился:

— Знаешь, что означает быть кучером, настоящим кучером? Не только свозить зерно, дрова и навоз. Это означает ездить в город. На ярмарку. На станцию. Объезжать хорошие мельницы. И когда господский кучер входит в трактир, в руках у него бич, а на голове — шляпа… Вот!

— Я желаю тебе этого, Лойза! И я также буду рад, если добьюсь своего.

По дороге домой Якуб зашел на кузницу. Она стояла пустая и холодная. Через закопченные окна можно было увидеть черные стены. Якуб разглядел висящие на стене молоты и дуги подков над потрескавшимися мехами.

Остывшая в самый полдень кузница — к несчастью.

И кузнец Якеш собирался на войну. На фоне черной стены кузницы Якуб вдруг увидел странную усмешку Алоиса.

Алоис Машин, который до сих пор сидел наклонившись, глядя на свои сцепленные между колен пальцы, выпрямился.

Якуб улыбнулся. Чуть-чуть, так, что этого не заметили даже те, кто сидел ближе всего к нему. Будто одним рывком с чего-то страшно таинственного было сброшено покрывало, и все стало на свои места. Не было даже необходимости внимательно рассматривать боязливо бегающие глаза, а сегодня к тому же еще жаждущие чего-то необычного.

Он отпил воды и сказал:

— Вон тот человек разрешил мне говорить. Хорошо, спасибо. Но где микрофон?

Несколько человек рассмеялись, большинство же предпочли молчаливо переваривать эту неповторимую неподготовленную шутку.

Молодой человек из первого ряда, который привлек его внимание особым мечтательным взглядом, встал, еле сдерживая смех, но все же уважительным тоном ответил:

— Моя фамилия Фулин, пан Пешек… Это помещение сравнительно небольшое, а цветы делают акустику отличной. Вас хорошо будет слышно и без микрофона.

Однако человек, который ввел Якуба, взмахом руки восстановил тишину на тот случай, если бы молодой человек захотел продолжать.

— Да, ваш вопрос справедлив. Вы просили дать вам возможность выступить по радио. Разумеется, вы будете иметь такую возможность, но у нас здесь существуют определенные обычаи и правила. Все, что идет в эфир, предварительно должно хотя бы немного проверяться. Когда я с вами говорил по телефону, вы отвергли предложение предварительно записаться на магнитофонную пленку. Ну что ж, у вас есть право не доверять нам, мы хорошо знаем, как лучше склеить или вырезать пленку. — Эти слова вызвали веселое оживление в зале. — Но согласитесь, что за передачу по радио несем ответственность мы, хотя ни в коей мере не хотим диктовать вам, что нужно говорить. Мы только хотим узнать это заранее.