Збинек Кованда - Палец на спуске

— Будет здорово, если мы оставим Якуба одного, а сами спрячемся в соседней комнате. Там мы преспокойно послушаем, как они будут куражиться…

Процессия тем временем приблизилась и находилась примерно в тридцати метрах от дома Якуба.

Алоис Машин произнес:

— Так мы все зайдем в дом? Мне кажется, мы там не поместимся.

С замечанием Алоиса пан Беранек согласился. Он и сам подумывал об этом. Для него было очень важно, чтобы в дом не ввалились Ламач и Бурда. Он боялся, что они прямо с порога начнут хамить, а это не входило в его планы. Поэтому он решил, что первым в дом войдет он как несущий за все ответственность, следом пан Алоис Машин, затем пан учитель как представитель интеллигенции, а потом, конечно, уважаемые господа из радиостудии.

Ярослав кивнул головой и промолчал, когда пан Беранек слегка взял его под локоть и с улыбкой произнес:

— Я надеюсь, пан редактор, что вы дадите возможность говорить главным образом мне и вашему отцу. Дело, видите ли, не в том, что я вам не доверяю, а в том, что вас не было на нашем совещании в трактире и вы не знаете о наших… решениях. — Это слово он произнес с ухмылкой.

«Дело не в том, что я вам не доверяю»… Ярослав только теперь раскусил Беранека. «Он мне не доверяет. Ишь ты! Ну а я скажу, что следует. Только так!»

Подумав об этом, он промолчал. Там позади, в том, что именуется прошлым, Ярослав уже ничего не видел. Пустота. А впереди был дед Якуб. Там была неуверенность, но были и надежды.

Ярослав почувствовал, что принял правильное решение.

Майор Некуда оказался на улице. Вокруг были дороги, тропки, скверы, площадки. Подумав, что он снует, словно курица, Некуда замедлил свой бег и пошел, важно вышагивая, неизвестно куда. Дела идут своим чередом, а он бесцельно ходит. События развиваются без его участия. Черт бы их побрал!

В это время майор Винарж пришел на вышку и наклонился к начальнику штаба Марвану, который прибыл сюда чуть-чуть раньше и уселся возле лестницы. Марван жестом поприветствовал его, и они вместе стали следить за развитием событий.

В обоих помещениях вышки, там, где находились руководитель полета и помощник и где располагались связисты и специалисты по звукозаписи, как всегда, царило полнейшее спокойствие. В отличие от обычных полетных дней на этот раз цветной карандаш ефрейтора рисовал на матовом стекле лишь две линии — Вацлава и нарушителя. Руководитель полета произносит только позывные, и то лишь изредка, скорее для контроля. Иногда слышится голос майора в готовом к вылету самолете в конце аэродрома. Бегут секунды, а никаких изменений нет. Все присутствующие следят за движением обеих точек на матовом стекле, одна из которых движется по прямой линии, а другая по дуге, но обе идут на сближение. В момент, когда точки соединяются, руководитель полета подполковник Баштырш спокойно оборачивается и с нескрываемым удовольствием говорит стоящим позади офицерам, словно объявляя шах:

— Теперь он сидит у него на пятках. — Подполковник тут же склоняется над своим столом и почти прижимается носом к микрофону.

А Вацлав в это время прижимает свой самолет к земле, сообщив, что подойдет к нарушителю снизу. Почему он это делает, неизвестно. Подполковник на вышке старается это понять, его мозг лихорадочно работает, но объяснений не находит. Баштырш молчит, потому что Вацлав с того момента, как он увидел противника, становится главной фигурой боя, теперь только он может принять единственно правильное решение. Но Вацлав тоже молчит, так как ему самому трудно объяснить предпринятый им маневр.

Подполковник Баштырш понимает, что заместитель командира полка и один из опытнейших летчиков Вацлав Пешек не стал бы совершать сумасбродный маневр, а поэтому предупреждает майора Носека, чтобы тот был готов к старту.

Вацлав прижимает «миг» к земле. Он твердо решил, сам не зная почему, зайти чужому самолету снизу. Да, плохо подготовился подполковник Пешек к сегодняшнему дежурству. Виноваты события в мире. Вот и сейчас в его сознании всплыли воспоминания о последних днях второй мировой войны, когда небо закрывали стаи гудящих бомбардировщиков, а они прятались в погребе, потому что деревни в окрестностях Пльзеня уже сильно пострадали от бомбардировок.

А сейчас на Пльзень идет самолет, который, возможно, несет с собой атомную бомбу. Как представить себе подобную чепуху в наши дни, когда наступил прочный мир, когда народы все более сближаются друг с другом, чтобы сплотиться в дружную семью?! Это же невозможно, чтобы сейчас какой-то самолет готовился сбросить на город бомбу!

А отец Вацлава, который во время войны находился в концлагере, возможно, как раз в этот момент стоит перед судилищем уголовников только за свою верность Советскому Союзу. Да, и это называется прочный мир!

Неужели об этом не знают в Советском Союзе? Не знают, что в Чехословакии начали судить людей за то, что они не оказались предателями под давлением брани об «азиатских методах»? И кто даст гарантию, что первые признаки разложения в одном из социалистических государств не будут использованы в целях развертывания тотального наступления против социализма во всем мире? Кто гарантирует, что вот этот самолет, к которому приближается Вацлав, не играет роль первой ноты в предстоящем страшном военном концерте?

Вацлав прежде всего солдат. Он прекрасно помнит слова военной присяги. В тот момент, когда он поднимает голову и видит над собой брюхо чужого самолета, в его голове проносятся две мысли. Первая: «Сегодня 20 августа 1968 года, 14 часов 59 минут». Вторая: «Если в эти минуты должна начаться третья мировая война, то я сделаю все для ее предотвращения, пусть я один, но я не так уж беспомощен. Я сижу в своем МиГ-19, держа палец на пуске».

Как раз в это время в помещении вышки появляется майор Некуда. Сюда он попал в самый ответственный момент всей операции совершенно случайно. Блуждая по аэродрому, увидел высокое застекленное здание, возвышающееся над местностью, словно цапля над своим гнездом. На память пришел какой-то фильм; он понял, что из этого здания руководят стартами и приземлением самолетов, и направился туда.

Местные офицеры кивнули ему головой, а майор Винарж помрачнел. Некуда постоял в нерешительности несколько минут у дверей, но сознание важности собственной персоны и выполняемой им миссии вернуло ему самоуверенность. Он медленно приблизился сзади к подполковнику Баштыршу, решив, что этот человек здесь главнее всех.

Когда Алоис Машин звякнул засовом на воротах дома Якуба, пес Лесан неприветливо залаял, но Якуб ладонью левой руки дал ему знак замолчать.

Послышался вежливый, почти робкий стук в дверь.

— Войдите!

Дверь отворилась, Алоис просунул в нее голову и произнес: