Рафаэль Ферлосио - Харама

— Поздно уже!

— Да хватит еще времени.

— А что, она умеет танцевать?

— Она-то? Огонь, сам увидишь!

— Ну давай, Лолита, твой номер. Чтоб закончить праздник как положено! Пусть посмотрят.

— Пускай про тебя узнают и в Легаспи, детка! Быстренько на сцену!

— А где ей танцевать?

— Надо попросить ее как следует.

Все захлопали в ладоши, и Лолита залпом допила вино. «Ну ладно, посмотрим, что получится!» Раскрасневшись, она влезла на стол, приказала убрать стаканы и бутылки: «Уберите все из-под ног!»

— Давай! Вот это девчонка!

Очистили стол. Все смотрели на Лоли, она показала им, в каком темпе хлопать в ладоши, попробовала ногой, не качается ли стол.

— Вот это девчонка, а остальное — ерунда!

Теперь все хлопали в лад. Лоли оглядела парней, протянула руку Рикардо. «Поднимайся сюда!» Тот не захотел:

— Да я не сумею…

— Тут нечего уметь! — настаивала девушка. — Залезай, не ломайся!

— Говорю тебе, не могу, моя радость, я сегодня уже достаточно потрудился.

— Ну как вы, мужчины, боитесь опростоволоситься, это же надо!

Федерико вызвался заменить Рикардо: «А я не подойду?» Его товарищи помогли ему взобраться на стол.

— Давай с этим!

— Федерико не подведет, поверь моему слову!

Лолита повернулась лицом к Федерико и снова задала темп хлопающим в ладоши. Когда хлопки стали дружными, она начала танец. От ударов ее каблучков по доскам стола в лица зрителей летела пыль. Федерико двигался в такт, принимая нужные позы, головой он задевал побеги жимолости, вившейся по проволоке, и волосы его растрепались. Две огромные тени дергались на кирпичной стене дома, возле окна Хустины, доставая головами до крыши. Потом Лолите помешали туфельки, и она, не прекращая танца, скинула их одну за другой на землю. «Гениально!» Теперь она танцевала босиком. Эхо хлопков отражалось от стен, от бронзовой лягушки, патефона и пустых столиков. В центре сада плясала под навесом лампочка в покрытом пылью «тюльпане», потому что провода качались от сотрясения навеса, и все тени в саду тоже плясали. Босые ступни Лолиты ступали в разлитое на столе вино, черная юбка разлеталась веером, едва не задевая лица зрителей и открывая на мгновение ее белые ноги и красный купальник. Вдруг она поскользнулась, попав ногой в смоченную вином грязь, и полетела, тяжело дыша и смеясь, но Мигель и Сакариас успели подхватить ее на руки. Она хохотала так, что не могла даже встать, и заявила, что не ступит на землю босыми ногами, потому что галька будет щекотать ей пятки, а она и так умирает со смеху.

«Ой, уписаюсь!» — без конца твердила она. Ее пытались успокоить. Вбежала Фаустина и, заметив следы ног на столе, сказала:

— Знаете что, можно, конечно, шуметь и веселиться как угодно, но влезать ногами на стол, за которым едят, это уж никуда не годится, понятно? Где же ваше воспитание, если мне второй раз приходится указывать вам то на одно, то на другое? Я вижу, вы хотите, чтобы я пошла и позвала мужа! Так что извольте вести себя как следует! Да что за компания такая, надо же, будто мне и делать больше нечего, как следить тут за вами вроде няньки какой, только этого мне и недоставало!.. — И вернулась в дом.

У стола кто-то сказал:

— Я знал, что так получится. Нельзя такие штуки отмачивать в этих местах. Люди…

— Эта тетка — само пугало собственной персоной: в жизни не видал такой безобразной сварливой ведьмы, черт ее дери!

— Она у себя дома. Кажется, тоже надо учитывать, я так думаю.

— Это заведение всегда открыто для публики!

Лолита кричала:

— Хочу туфельки! Пусть мне дадут мои туфельки!

Стали искать по саду ее туфли.

— Смотря кого считать публикой. Не всякого можно отнести к этой категории, понимаешь? Кое-кого надо из нее исключить… Ну-ка, что там такое с Лоли?

Она внезапно расплакалась. Никак не могли найти вторую туфлю.

— Ну вот, я осталась босая! Потерялась туфелька — и пускай, не ищите, пусть пропадает, я осталась босая, ничего не поделаешь!.. Приду я домой, мне откроют дверь и увидят, что я… Мать спросит, а что я ей скажу, что это шутка, ну да, шутка, что ж за шутка такая, — нет у меня выхода… Приличная девушка не возвращается домой босиком, не теряет свои туфельки!..

Мария Луиса обняла ее и принялась успокаивать.

— Успокойся, Лолита, сейчас ее найдут, ну, неужели ты не понимаешь, что устраиваешь нам глупую сцену? И уж совсем ни к чему эти слезы и твои причитания! Ты же выставляешь себя на посмешище! Неужели непонятно? Найдется твоя туфелька, вот увидишь…

— Ну, детка, ты и задаешь нам жару в последний момент!

Лолита положила голову на колени подруги и бормотала:

— Мне все равно без разницы нисколько я не беспокоюсь… я ей скажу мама бей меня пока не устанешь… Скажу мама я потеряла туфельку когда плясала во время пьянки ты меня бей а я все равно буду опять плясать и показывать ноги… ты меня бей и увидишь завтра и послезавтра и послепослезавтра ты бей меня трепли мамочка а я буду танцевать самбу завтра и послепослепослезавтра и парни будут целовать меня в кино и я буду развлекаться без конца…

Наконец туфля нашлась. Лукас присел около Лолиты:

— Давай обую, принцесса.

Девушка посмотрела на него:

— Лукитас, голубчик, большое спасибо… Я — как тряпка… — Она засмеялась. — Клянусь тебе…

Лолита дала обуть себя. Потом ее затошнило, Мария Луиса и Хуанита повели ее к курятнику.

— Она выпила, а потом взялась отплясывать, выделывать разные там фигуры, чего еще можно было ждать, представляешь, что у нее внутри получилось, — ужас!

Возвращаясь к столу, она пожелала идти сама, оттолкнула руки подруг, которые поддерживали ее.

— Я еще не разучилась ходить! — сказала она им. — А вы как думали? Терпеть не могу, когда ко мне лезут помогать, помогать по всякому поводу, когда надо и не надо, до чего нудные люди. — Она повернулась лицом к столу. — И все-то вы — пескари несчастные: когда девушке нутро выворачивает, после того как она вас развлекала, вы на нее глазеете, издеваетесь и насмехаетесь… — Она подошла в столу, села и, смеясь, посмотрела на всех. — Ну, что сидите, как сычи? Никто ничего придумать не может, чем закончить праздник?

В лунном свете стояли люди на берегу и глядели все в одну сторону. Они шли по суше вровень с пловцами и теперь столпились у водохранилища, почти в самом конце острова. Там, где Тито и Паулина вышли на берег, никого не было. Он схватил свои брюки, которые лежали на земле, и, держа их в руках, побежал. Они бежали мимо белесых стволов деревьев, темных фигур людей, стороживших пожитки и пытавшихся разглядеть, что же делается на мысу.

Из темноты выскочила собачонка, облаяла бегущую Паулину, а Тито опередил ее уже шагов на десять. Он слышал, как она звала его, задыхаясь: