Нафиса Хаджи - Сладкая горечь слез

Тогда, с Садигом, я растерялась — запуталась и закружилась в сложных спиралях истории внутри других историй. Мне дорогого стоило сохранить невозмутимое лицо, не выдать чувств, которые вызвал во мне его рассказ, — жалость, досаду, отвращение. Наконец его взгляд — карие глаза, доминантный признак — прояснился; он вернулся в реальность настоящего момента, и настал его черед выдвигать требования, удовлетворять которые не входило в мои планы. Едва дослушав, я сбежала — сбежала от вопросов, не дала шанса их задать.

Я знала, что это будут за вопросы. О моей матери. Но я не собиралась о ней говорить. И сама не хотела ничего о ней слышать. Не от него. Увидеть ее его глазами — это уже чересчур. Тогда она станет для меня такой же чужой, как и он.

А еще он мог спросить о папе. В голове все мелькали картинки прошлой жизни. Вот я маленькая захожу в папину мастерскую, потому что мама слишком устала, чтобы меня выслушать.

А он что-то пилит или стучит молотком. Заметив меня, он тут же откладывает инструменты, расчищает место на верстаке, усаживает меня, и я начинаю рассказ. Папа возвращается к работе, но при этом внимательно слушает меня — руки заняты, но все внимание предоставлено мне. Время от времени он кивает, улыбается, смеется или хмурится, чтобы я знала: он со мной. Сам он говорит мало. Его любимая шутка — про то, как я не даю ему слова вставить. Но в итоге я замолкаю, завороженно глядя на его ловко работающие руки.

Однажды мы с папой ехали в библиотеку. Остановившись на светофоре, заметили на углу бродягу с табличкой «Бездомный ветеран». Папа подъехал к нему и позвал с нами в кафе за углом. Пока бродяга ел, я сидела рядом, потягивала свой молочный коктейль и разглядывала его длинные волосы, бороду — выглядел он жутковато. А потом мы отвезли парня обратно на угол и поехали в библиотеку, словно ничего не произошло.

Вот только, заводя машину, папа пробормотал:

— Я мог оказаться на его месте. И обязательно оказался бы, если б не твоя мама. Она спасла меня. Привела к Христу. Подарила смысл жизни. Целых два смысла — тебя и твоего брата.

Да, Садиг мог спросить, есть ли у меня братья или сестры. Но Крис тут ни при чем, я обещала маме.

Вернувшись к себе, я торопливо, пока не выветрилось из памяти, записала все непонятные слова из его истории в особый блокнот. На отдельной страничке, под заголовком «Урду», хотя помнила, что он говорил и по-арабски, так что слова могли оказаться и из другого языка.

Ами — мама

Дади — бабушка

Дада — дедушка

Закира — проповедник?

Рикша — трехколесный велосипед с мотором

Меджлис — ?

Мушк — фляга

Ноха — религиозное песнопение, печальное

Мухаррам — месяц

Шиит

Суннит

Джамун — фрукт

Чача — дядя

Дупатта — шаль?

Имена собственные я тоже записала, хотя прежде никогда этого не делала. Шариф Мухаммад. Дина. Джафар. Аббас. Хусейн. Сакина. Я записывала их, чтобы отделаться от образов, обрушенных на меня Садигом, а вовсе не потому, что хотела запомнить людей, о которых он рассказал.

Покончив с новым списком, я перевернула несколько страничек назад — к маленьким словарям на тагальском, мандаринском китайском, суахили и испанском. Это было подарком от бабушки — не сам блокнот, а слова из него.

Бабушку Фэйт муж бросил, когда моя мама была совсем маленькой. Но когда ее сын — мой Дядя Рон — поступил в колледж, а дочь — моя мама — заканчивала школу, она начала путешествовать по свету. Мою маму она оставила на попечение Прадедушки и Прабабушки Пелтон.

Мама говорила, что в душе Бабушка Фэйт была цыганкой.

— Думаю, это у нее в крови, — вздыхала она. — Человек мира. — Мама неопределенно взмахивала рукой, словно указывая на все уголки планеты сразу, и некоторые из них, надо сказать, довольно жутковатые.

Что такое граница между государствами, мы ощущали вполне отчетливо, так как жили в пригороде Сан-Диего. Но полагали, что следует охранять ее тщательнее. Мы с Крисом никогда не были в Мексике. Вообще никогда не выезжали из страны, вплоть до большого путешествия перед поступлением в колледж.

Экстраординарным членом семьи была именно Бабушка Фэйт, от нее в прямом смысле исходил аромат дальних стран. Она не любила, когда ее звали бабушкой. По крайней мере, по-английски. Каждый год она называла себя по-новому и учила нас с Крисом слову «бабушка» на новом незнакомом языке, выученном ею в очередном путешествии.

После Центральной Африки она была Абуэла [59] Абуэла (исп.) — бабушка. Фэйт. На следующий год, проведя несколько месяцев в Восточной Африке, стала Биби [60] Биби (суахили) — бабушка. Фэйт. Вернувшись с Филиппин, превратилась в Лола [61] Лола (тагальск.) — бабушка. Фэйт.

Всякий раз, возвращаясь домой, она учила нас новым словечкам; только слегка морщилась, когда Крис нещадно уродовал звуки, и одобрительно кивала мне за точное произношение.

— У тебя отличный слух, Джо, — говорила она. — Это дар небес, не все люди им обладают.

А потом она устраивала нам экзамен. По словам, означающим «бабушка», или цифрам, от одного до десяти, или названиям цветов, или как поздороваться и попрощаться. Я всегда была готова, потому что записывала все новые слова в специальный блокнотик и старательно повторяла их перед очередным приездом Абуэлы-Биби-Лолы Фэйт. Крис никогда ничем подобным не занимался. Для него это было забавной игрой, уже через пару дней все новые слова благополучно выветривались из головы, и он, как прежде, звал бабушку просто бабушкой. Но я — другое дело, я честно хранила ее новое имя, пока она не отправлялась в путешествие за следующим.

В прошлом году, вернувшись с Тайваня, она именовалась Ва’ипо [62] Ва’ипо (мандаринский диалект китайского) — бабушка по материнской линии. Фэйт.

— Имей в виду, это бабушка по линии матери, — уточнила бабушка. — Для бабушки с отцовской стороны существует другое слово. Так устроены многие языки: по самому слову можно понять, в каких отношениях состоят люди, по отцу или по матери они родственники, объединяют их узы крови или заключение брака. Слова таких языков сами по себе представляют генеалогическое древо. Думаю, это отражает важность семьи и семейных связей в подобных культурах. Нам всем неплохо бы этому поучиться, вместо того чтобы твердить без конца о семейных ценностях. Всякий раз, когда бросаются подобными выражениями, это означает, что люди пытаются скрыться от собственных проблем.

Обычно, когда бабушка произносила нечто в таком роде, мама закатывала глаза и искала поддержки у брата. Однажды я слышала, как Дядя Рон сказал: