Сэди Джонс - Изгой

Такой ответ застиг Льюиса врасплох. Он задумался.

— Вероятно, нет, но я подумал, что ей бы это понравилось.

— Ты действительно думаешь, что ей это понравится?

— Да.

— Если ты вообразил, что в интересе Тамсин к тебе есть что-то, кроме жалости, — бескорыстной жалости, — то ты ошибаешься. Просто она добра к людям. Она и тебе помогла. Не переоценивай себя.

Наступило молчание.

— Наверное, вы правы, — сказал Льюис.

Снова тишина.

— А теперь не мог бы ты покинуть мой дом?

Кит пряталась за углом, когда он выходил из кабинета, но она была слишком рассержена, чтобы просто так дать ему уйти; поэтому она последовала за ним и догнала уже на подъездной аллее. Он продолжал идти, не глядя на нее, и она, поравнявшись с ним, пошла рядом.

— Почему ты позволил разговаривать с собой в таком тоне?

— Тебе не следовало подслушивать под дверью.

— И все-таки — почему?

— Потому что он прав, — сказал Льюис, все еще не поднимая на нее глаз.

Она видела, что он не хочет, чтобы она была рядом, и это было ужасно.

— Ничего он не прав! А ты, несмотря ни на что, должен быть доволен. Потому что Тамсин далеко не настолько очаровательная, какой хочет казаться.

Он остановился и посмотрел на нее, и она осознала, как выглядит в его глазах: готовая расплакаться серенькая девчонка, которая считает себя некрасивой. Да, она выглядела вовсе не так, как должна выглядеть настоящая девушка.

— Спрячь свои коготки, Кит, тебя это не касается.

Она осталась стоять на месте, а он пошел дальше. «Он не понимает, что причиняет мне боль, — подумала она. — Он делает это не нарочно».

Погода не давала ни малейшей передышки. Не было послабления жары, засухи; лето было пустым, в нем совсем не осталось цветов, только пыль, убранные поля и тусклая зелень леса. Приближалась годовщина гибели Элизабет.

Он был возле реки. Он постоянно оказывался здесь. Низкое небо было закрыто белыми давящими облаками, ему на руку упала крупная капля дождя, и это ощущение — как она упала, а потом медленно стекла вниз, — было отвратительным. Вода была очень темной, и женщина в ней уже к этому времени была мертва, и это была не его мама, это была Элис. Она была мертва, но смотрела на него, а он по-прежнему не мог пошевелиться в этот жаркий день, и именно жара его и разбудила. Его разбудило удушливое тепло, и когда он действительно проснулся, его трясло, лицо было мокрым; он думал, что это пот, но все было не так — просто он плакал во сне. Он никогда не плакал, как другие, а только когда спал, и никогда потом не мог вспомнить своих ощущений после таких слез. Сейчас он уже не плакал, но ему было страшно.

Льюис сел на край кровати, вытер лицо и подумал об Элис, о том, какая она хрупкая, вспомнил, как раньше думал, что она всегда будет такой, с этой своей странной ломкой стойкостью. Он зажег свет, чтобы посмотреть на часы. Было три часа, и за окном стояла темная ночь. Он снова выключил свет и встал. Ему хотелось выпить. Он опять подумал об Элис и испугался.

Он вышел на лестничную площадку, не вполне осознавая, делает он это на самом деле или продолжает спать. Ее дверь была приоткрыта, и он подошел к ней. Он не собирался открывать ее, просто хотел убедиться, что Элис там, но через щель ничего не было видно, поэтому он просто стоял, прислушиваясь к ударам своего сердца и боясь нарушить тишину. Он не собирался открывать эту дверь. Он говорил себе, что это просто глупо с его стороны; разумеется, она там, разумеется, она не умерла, с чего бы с ней могло такое случиться? Но потом он подумал о ее беспомощности, о том, что она не любима. Он толкнул дверь одним пальцем, молясь про себя, чтобы Элис в это время спала.

Она лежала на спине поперек кровати, на ней была ночная рубашка, и ее тело едва прикрывала простыня. Рот ее был немного приоткрыт, грудь слегка приподнималась и опускалась в такт ровному дыханию. Вдруг она открыла глаза. Он шагнул назад, на площадку.

Он решил, что она его не видела. Он подождал, затаив дыхание, не смея вернуться к себе в комнату. За дверью было тихо, затем он услышал, как она пошевелилась, услышал, как зашелестела простыня, услышал ее шепот:

— Льюис?

Прежде чем сдвинуться с места, он ждал еще очень долго. И вернулся в свою постель только тогда, когда убедился в том, что она заснула.

Утром они друг друга не видели, потому что он ушел на работу еще до того, как она встала. Теперь он понимал ранее таинственную для него привязанность людей к работе — она способна была отвлечь от всего остального.

— Год 1949-ый, — сказал Филлипс и вывалил на его стол еще один ящик картотеки.

«Вам следует явиться в понедельник 26-го августа…» Он взял свой карандаш. Пострелять из винтовки было бы здорово, но вот перспектива убивать кого-то его совершенно не привлекала. Он расскажет отцу о том, что уходит в армию, в конце недели. На Джилберта это вряд ли произведет впечатление — он сам был хорошим солдатом на войне за правое дело. Льюис представил себе, как он выглядит в форме, как отдает честь, как ему вручают медаль, как приодевшиеся по этому поводу Джилберт и Элис хлопают ему. Но потом он подумал, что более вероятно другое: получив однажды в неподходящий день винтовку, он может не устоять перед искушением пустить себе пулю в лоб и таким образом освободить их от себя. При этом он продолжал писать: «…итого 80 фунтов при стоимости 5 фунтов стерлингов 6 шиллингов 4 пенса…»

Уезжать из конторы карьера, солнечным вечером ехать на машине домой по дороге, вьющейся по склону холма вниз, было сначала по-настоящему здорово. В деревенском пейзаже и в самом факте того, что покинул ненавистный письменный стол, чувствовалась красота, приносящая облегчение. Затем он выезжал на более прямой участок дороги, уже перед самой деревней, и мысленно начинал рисовать себе картину возвращения домой, Элис, то, чем она занимается, и при этих мыслях он помимо воли начинал ехать медленнее, а иногда и просто останавливался и ждал. Сегодня он этого не сделал; он заставил себя не снижать скорость и понял, что уже приехал домой, только тогда, когда увидел у подъездной дороги к их дому ожидавшую его Тамсин. Он притормозил и посмотрел на нее, такую неестественно красивую и бледную на фоне темной листвы. Он с удивлением подумал о том, что она пришла сюда пешком, чтобы встретить его, и что она ждет его уже какое-то время.

Она стояла в своем ярком летнем платье, и он, приближаясь к ней, чувствовал себя скорее частью темного фона позади нее, чем частью окружавшего ее света. Она подняла руку в перчатке и помахала ему. Он остановил машину.

— Я подумала, что ты меня не заметил!

— Нет, я заметил тебя. — Двигатель он не заглушил.

— Это длилось целую вечность. Что ты там делал?