Жан Амлен - Затерянная улица

— Я из технического отдела муниципалитета, мадам.

Женщина опомнилась и поставила лейку на землю.

— Все-таки нашли нас, — проговорила она.

Появившаяся было у Марка надежда, что с ним произошло забавное недоразумение, рассеялась, как только он услышал эти слова.

— Как же это случилось? — спросил он равнодушным тоном.

Странную историю рассказала ему женщина: в течение нескольких лет обитатели улицы Зеленой Бутылки жили в полном согласии друг с другом и с хозяином домиков. Хозяин так привязался к ним, что в знак своего расположения завещал им, умирая, все имущество и небольшую сумму денег.

— Мы платили налоги, заполняли уйму бланков и регулярно отвечали на вопросы разных чиновников по поводу нашего имущества, — продолжала она. — Потом все это прекратилось и мы перестали платить налоги. Никто нас больше не беспокоил. Мы поняли, хоть и не сразу, что о нас просто забыли.

Марк понимающе кивнул. Ясно — раз улица Зеленой Бутылки исчезла из поля зрения муниципалитета, туда не придет ни инспектор, ни агент по проведению переписи, ни сборщик налогов. Все они беззаботно пройдут мимо, направляясь в то место, куда их посылает непогрешимая картотека.

— Потом, — продолжала она, — Майкл Фланаген, который живет в доме номер четыре, умнейший человек, вам непременно нужно с ним познакомиться, собрал нас всех и сказал, что, раз уж случилось чудо, им нельзя не воспользоваться. Он-то и велел повесить дверь при входе к нам на улицу, чтобы прохожие и разные чиновники не завернули сюда. Сначала мы запирали дверь, а потом перестали, потому что к нам давным-давно уже никто не заходит.

— Нам, конечно, пришлось позаботиться о мелочах, например отказаться от доставки покупок на дом и самим ходить на почту. Теперь мы выбираемся в город, разве только чтобы купить продукты и одежду.

— Неужели за все это время у вас ничего не случилось? — спросил Марк.

— Ну как же, двое наших умерли, и их комнаты пустовали некоторое время. А потом Жан Десслен из дома шесть как-то привел из города, он там иногда бывает, мистера Плонского, иммигранта. Мистер Плонский был так измучен долгой и трудной дорогой. Он с радостью поселился у нас. К мисс Хантер из дома номер три приехала очень приятная дама, кажется, дальняя родственница. Она и мистер Плонский отлично поняли, что к чему.

— Ну, а вы, мадам? — спросил Марк.

— Меня зовут Сара Трасдейл. Я живу здесь уже больше двадцати лет и надеюсь здесь же закончить свои дни.

Она ласково улыбнулась ему, видимо забыв, что у него в кармане спрятана бомба, которая может взорвать весь их маленький мир.

Значит, до того, как они нашли это убежище, улицу Зеленой Бутылки, у них были свои неприятности, утраты и неудачи. Марк, осознавший всю ничтожность собственного существования, ощутил чувство волнения и восторга. Он нерешительно коснулся пальцами карточки в кармане.

— Мистер Плонский и мистер Фланаген, — вернулась к своему рассказу мисс Трасдейл, — очень понравились друг другу. Они оба много путешествовали и любят поговорить о том, что им довелось повидать. Мисс Хантер играет на рояле и часто устраивает для нас концерты. Ну, еще мистер Хазард и мистер Десслен увлекаются шахматами и варят пиво в погребе. А я занята цветами и книгами. Все это доставляет нам большое удовольствие.

Мисс Трасдейл и Марк долго сидели в молчании на ступеньках дома. Солнце зашло за стену склада, спустились сумерки.

— Вы напоминаете мне моего племянника, — нарушила молчание мисс Трасдейл. — Какой это был милый юноша. Он умер во время эпидемии гриппа после войны, я долго не могла прийти в себя после его смерти. Теперь из всей нашей семьи осталась одна я.

Марк не мог припомнить, чтобы когда-нибудь с ним говорили так доброжелательно, и, хотя слова мисс Трасдейл, казалось, не имели к нему прямого отношения, у него на душе стало тепло. Он смутно ощущал, что стоит на грани великих внутренних перемен. Марк вынул карточку из кармана.

— Я нашел это вчера в картотеке, — сказал он. — Кроме меня, никто ничего не знает. Если эта история выйдет наружу, мы с вами неприятностей не оберемся, скандал будет ужасный. Репортеры, сборщики налогов…

Он вспомнил квартирную хозяйку, шумных соседей и свою безнадежно запущенную комнату.

— А как вы думаете, — робко произнес он, — что, если… Вообще-то я хорошо уживаюсь с людьми…

— Ну, разумеется, — стремительно подхватила мисс Трасдейл, доверительно наклонившись, — вы могли бы занять верхний этаж. Мне ведь их девать некуда, эти свободные комнаты. Я уверена, что вам понравится. Пойдемте, я вам все покажу.

Марк Джирондин, делопроизводитель, принял решение.

Как бы отрекаясь от прошлого, он разорвал карточку и бросил обрывки в лейку. Со своей стороны он сделал все, чтобы улица Зеленой Бутылки затерялась навсегда.

В ту пору, когда на небе происходила великая битва между Люцифером и Святым Михаилом, архангел Заг находился на земле. Узнав о битве, он рассудил, что весьма кстати предпринял свое путешествие, и решил не очень торопиться с возвращением на небо. Вот так он и очутился среди нас. Еще совсем недавно жил он в бедной хижине на обочине дороги Шамбли, что проходила возле болота, служившего тогда границей, а заодно и свалкой для приходов Святого Губерта и Святого Антония Длинноглазого. Людям непосвященным Заг представлялся одним из тех симпатичных, хотя и стоящих вне закона, старых анархистов или отставных бродяг, которым обязаны наши предместья своей специфической прелестью. А служители церкви и вовсе не подозревали о его существовании: Заг избегал их и опасался не меньше, чем дьявола. Один только брат Бенуа, францисканец из Кото-Руж, частенько навещал Зага, и тот всегда был рад его видеть. Брат Бенуа приносил Загу изображения святых, образки, четки, ладанки, и Заг из уважения к брату Бенуа, а также из страха перед полицией, которая всегда готова наделать бедному человеку неприятностей, украшал этими безделушками свою каморку.

В остальном же он проявлял куда меньше сговорчивости. «Почему ты все стараешься обратить меня? — говорил он брату Бенуа. — Я же не стараюсь сделать из тебя ангела». Он не желал слышать ни о добре, ни о зле, ни о рае, ни об аде: подобные разделения были для него совершенно невыносимы. Поэтому брат Бенуа прекратил в конце концов свои увещевания, но как истый францисканец, добрый и любвеобильный, навещать Зага все-таки не перестал.

Однажды ранним утром Заг, а был он, вы помните, не простой земной житель, вышел из дому и направился в Лонгёй по дороге Шамбли. На первом же перекрестке он свернул влево и очутился на дороге Кото-Руж, ведущей к Сен-Жозефу. По правде говоря, он и сам не знал, куда идет. Был он словно пьяный, и его шатало из стороны в сторону; иногда ноги его отрывались от земли и таким манером проделывал он немалый отрезок пути. В остальном же он ничем не отличался от обыкновенного бродяги. Между тем время шло, предместье просыпалось, три-четыре невидимых петуха уже распевали, нарушая запрет муниципальных властей, а на перекрестках собирались люди, еще разбитые усталостью после вчерашнего трудового дня, собирались, поджидая, когда на их горе появится желтый автобус. Вот он появился, грохоча, словно старое жестяное корыто, и стал надвигаться прямехонько на Зага. Тогда Заг одним прыжком перескочил через него. Водитель до того оторопел, что проехал мимо остановки, позабыв об ожидавших там людях. Их проклятия и вопли отрезвили архангела, и он, устыдившись, вернулся в свою хижину, как скромный бедняк. Но на следующее утро он снова почувствовал сильное возбуждение, и безумие охватило его, как птицу накануне перелета. На этот раз он отправился полями вдоль болота и вскоре очутился неподалеку от францисканского монастыря. Погода была теплая и ясная. Заг растянулся на траве. Он видел вдали над городом розовато-серые дымки, видел арки моста и вершину Мон-Руаяля. Только один куст мешал ему, заслоняя пейзаж. Заг сказал кусту: «Сбрось листья», — и куст повиновался с такой поспешностью, что курица, сидящая в его листве, тоже потеряла все свои перья. Совершенно оторопев, курица воззрилась на Зага, а тот с неменьшим изумлением разглядывал ощипанную птицу. Наконец оба они пришли в себя, и курица начала возмущаться, а Заг — хохотать, и, чем больше он хохотал, тем сильнее обижалась курица. Нахохотавшись досыта, Заг сказал ей: «Не огорчайся, старушка. Мы это уладим. Только ведь я, пожалуй, не смогу разместить на тебе перья в прежнем порядке, еще ошибусь да приделаю какое-нибудь перо вместо гузки на крыло или вместо шеи на гузку». Но курица потребовала, чтобы оперение ее было точно таким, как прежде.