Леонид Леванович - Беседь течёт в океан[журнальный вариант]

Ты говоришь, голова болит. У меня тоже. Наверное, грипп подбирается. Мои архаровцы пишут передачу о театре. Вот гляжу по монитору. А то по чарке бы шандарахнули.

— Спасибо, дружище. Считай, что ты успокоил меня. А чарка будет!

Ни Петро, ни коллега-литератор не могли и подумать, что через десять лет Коляды-Рождество станут официальным всенародным праздником.

Домой Петро ехал в переполненном троллейбусе. То с одной стороны, то с другой слышался хриплый, простуженный кашель. Только бы не сел голос, тревожился Петро, тогда пропал. Он рассказал жене о своих неприятностях, о завтрашней записи передачи.

— Что-то не нравится мне цвет твоего лица. И глаза блестят. Может, температура? — Ева приложила ладонь к его лбу.

— Ничего, прорвемся, — он с благодарностью взял ладонь жены, нежно поцеловал.

Невольно мелькнуло в голове: какое счастье, что встретилась эта женщина! Если бы не пережил семейную драму, то, пожалуй, не смог бы оценить Еву. Не зря люди говорят: не познав горя, счастья не оценишь.

— Надо съесть пару зубчиков чеснока. Картошка варится. Сейчас подышишь. Это классная ингаляция, — заботливо суетилась Ева.

Она не любила, когда Петро выпивал даже одну рюмку водки, но на этот раз не возражала, и он позволил себе три — для профилактики.

Утром он проснулся бодрым, спал крепко, казалось, никакая хворь его не одолеет. Но пока добрался до студии, нос заложило, дышалось трудно.

Администратор передачи Юля, молоденькая ясноглазая девчушка, где-то отыскала краснозвездную коробочку вьетнамского бальзама. Петро помазал пазухи носа, потер переносицу. Уже в студии, сидя напротив собеседника — оба залитые морем света, — Петро поглядывал на себя на экране с тревогой. Волновался и ученый-аграрник. Они еще раз повторили основные тезисы, порядок вопросов уточнили.

— Главное, вы сильно не волнуйтесь. Это ж не прямой эфир. Если какой огрех, подчистим при монтаже, — успокаивал Петро гостя, а сам почувствовал, как гулко тахкает и его сердце в ожидании того момента, когда на табло вспыхнет: «Микрофон включен».

После записи передачи он обговорил с режиссером Лидой Якубовской, что можно сократить: надо уложиться в двадцать минут.

— Я неважно себя чувствую. На монтаже быть не смогу. Думаю, ты все сама сделаешь. Как передача? Не стыдно будет?

— Да нет, все по делу. Разговор толковый, проблемный. Монтаж несложный. Я все сделаю. Поезжай домой. Выпей аспирину и под одеяло. Да чаю с медком…

В грустных усталых глазах Лиды он увидел искреннее сочувствие, желание помочь. Лицо ее было бледное, болезненное.

— Ты тоже не болей. Крепись. Я всегда готов тебе помочь…

Дома Петро намазал горчицей ломоть хлеба, наверх положил нарезанный дольками лук, посыпал соль, перец и хлобыстнул полную чарку водки. Лег и сразу отключился. Спал часа три. Вставать не хотелось, ни читать, ни писать, ни смотреть телевизор не тянуло. Вечером позвонил своему заму Евгению Иосифовичу, поручил сходить завтра на планерку к шефу телевидения.

Весь следующий день Петро провел дома, лежал, читал и ждал звонка, — нет, не от своих подчиненных. Ему очень не хотелось услышать голосок секретаря заместителя председателя: «Петр Захарович, где ваша объяснительная записка? Шеф требует…»

Но секретарь не потревожила его, зато в конце дня позвонил Евгений, поинтересовался, как здоровье, рассказал, что было на заделе-планерке.

— Шеф метал икру, где твоя объяснительная? Ну, а завтра как? Может, сам пойдешь на задел к председателю?

Петро знал, что его зам побаивается ходить на планерки к председателю. На то были свои причины: однажды Евгений перебрал норму пития и сорвал передачу, получил партийный выговор, его хотели уволить, председатель крепко ругал наедине, но дал шанс, и Евгений держался.

— Давай встретимся в главном корпусе без четверти десять, — предложил Петро. — Отдашь мне программу на неделю. Мне уже лучше, но как будет утром, не знаю. На планерке хочу быть. Если сам не отобьешься, то навешают собак…

— Думаю, это правильная тактика, — охотно поддержал Петра заместитель. — Тогда до завтра! Набирайся сил!

Они были одного возраста, но после перехода Петра в эту редакцию отношения изменились. Евгений был подчеркнуто вежлив. В глубине души он затаил обиду на высшее руководство, что его не назначили главным. Способный, опытный, фотогеничный тележурналист, отличный организатор, он имел основания претендовать на эту должность, но тот срыв ему не простили. Вот поэтому он не любил ходить на планерки и с радостью поддержал тактику своего шефа — самому отбиваться на заделе.

Вечером Петро Моховиков смотрел свою передачу. И получил первое поздравление — конечно же, от жены:

— Мне понравилась передача. Поздравляю! Ты хорошо выглядел. Говорил складно, не путался, не заикался. И этот человек из министерства рассуждал убедительно. И на доброй белорусской мове.

— Ну, так это же самое главное, — улыбнулся Петро, чмокнул жену в щечку, хотя ему хотелось целовать ее долго и горячо.

Утром Петро чувствовал себя лучше, выпил чашку крепкого кофе и поехал в Дом радио, где находился кабинет председателя.

В актовом зале, узком, темноватом, Петро хотел сесть подальше, шел по проходу, и тут его остановила диктор Зинаида:

— Петр Захарович, садитесь. Здесь свободное место. С интересом смотрела вчера вашу передачу. Я об этом ничего не знала, хотя и родом из деревни. Так что поздравляю вас.

У Петра посветлело на душе. Эта женщина нравилась ему, любовался ею на экране, а тут повезло сидеть рядом, к тому же сама пригласила. Но будет вдвойне стыдно, если председатель пропесочит его за Коляды.

— Ну что, начнем? — председатель быстрым взглядом обвел зал. — Как мы сработали за неделю?

Петро сидел как на угольях: ждал, когда его поднимет председатель и устроит допрос — куда он смотрел, принимая программу брестчан, и будет распекать, как мальчишку. Председатель это умеет делать отлично. Тем временем началось обсуждение программы будущей недели. Председатель поднимал главных редакторов, они коротко докладывали о сути той или другой передачи.

Покритиковал передачу о зимовке на фермах, что сделана она по принципу тяп-ляп, журналистка долго говорила о грустных глазах коровы, а о надоях, сбалансированности рациона заметила вскользь.

— Такое впечатление, что она впервые попала на ферму и ее все удивляло. Это идет от незнания жизни, дела, от профессиональной неподготовленности. А вот вчера я посмотрел передачу научно-популярной редакции и порадовался. Вот где знание проблемы! Передача серьезная, динамичная, без тягомотины и болтовни. Прочитал человек статью в «Правде» о том, что плоскорез укрепил здоровье целины, изучил проблему, нашел единомышленника. Кстати, агроном из министерства отлично говорил по-белорусски.