Руди Данциг - В честь пропавшего солдата (1984-1985)

Я слышу стук вилок и звуки поглощения еды. Мой желудок сжимается, и прежде чем я что-то могу с собой сделать, у меня начинается яростная отрыжка. Я чувствую, как краснею от стыда, но кажется никто не обращает внимания на этот животный звук. Только женщина делает паузу в движении вилкой и смотрит на меня.

Когда все покончили с едой, отец семейства подает тихий сигнал голосом: «Диет».

Девушка в облегающем платье встаёт и вытаскивает книгу из буфета.

«Закон дал нам Моисей, наследие обществу Иакова…»

Открытая книга лежит у неё на коленях, и читает она монотонно-гудящим голосом. Я пытаюсь понять, что она читает.

Иногда она говорит несколько слов за раз, иногда замедляется и снижает голос. Наконец она заканчивает.

«И он был царь Израиля, когда собирались главы народа вместе с коленами Израилевыми…»

Её голос звучит громче:

«вместе с коленами Израилевыми…»

Её голос окончательно затихает.

Во время монотонного чтения кажется все погружаются в послеобеденную дрёму. Девушка закрывает Библию и кладёт её обратно в буфет. Мать семейства довольна, её лицо счастливо, когда она смотрит на меня. Я вдруг снова проголодался. Будет ли что-нибудь подобное сегодня на ужин? Над столом висят глянцевые бумажные ленты, закрученные в разные стороны и усыпанные трупиками мух. Одна из мух ещё жива и жужжит так сильно, что у меня появляется неприятный холодок пониже спины.

«Милый Бог, позволь мне быстрее вернуться домой. Помоги мне и защити меня. Я сделаю всё, что ты прикажешь…»

Может и за эту муху помолиться тоже?

Стулья отодвинуты, все встают из-за стола. Что же теперь? Будет что-то новое или я должен вернуться на свой стул у окна?

Мейнт и младшая девочка, выходят из комнаты. Я чувствую руку отца, которая подталкивает меня к выходу.

«Осмотрись во дворе».

Когда я выхожу, сильный порыв ветра налетает на меня и изо всех сил толкает в грудь, у меня перехватывает дыхание.

Я сильно наклоняюсь вперед, под воздействием ветра, хватая воздух ртом и отступаю на два шага назад.

Двое детей заворачивают за угол дома, там подветренная сторона и стоит скамейка.

Я стеснительно иду за ними и ломаю голову, что мне сказать им, или что они могут спросить у меня.

«За дамбой, — говорит мальчик, — есть гавань. Там стоит наш корабль».

Он указывает в сторону. Девочка занимает место на скамейке. Я осторожно сажусь рядом с ней.

Высокая трава перед дамбой, под действием ветра причудливо меняет форму и движется как вода.

«Меня зовут Мейнт, — говорит мальчик и пожимает мне руку. — Теперь мы как братья».

По направлению к дороге, ведущей к дамбе, в просвете между крышей фермы и деревом, я вижу несколько мачт, которые в несогласованном танце колеблются туда-сюда.

«Вам иногда разрешают кататься на лодке?» — спрашиваю я несмело, но девочка заливается смехом, как будто я сказал что-то глупое.

Мейнт толкает её, так что она падает вперед, в траву.

«Она болела полиомиелитом, поэтому она хромает. Она не знает, как говорят в городе», — добавляет он виновато.

Девочка начинает скакать и подпрыгивать перед нами, пока не устаёт. Как птичка в клетке.

Наш дом самый последний, он находится поодаль от других небольших домов, стоящих у подножия дамбы.

На значительном расстоянии от деревни дамба упирается одним концом в холм. На его склоне пасутся несколько коров, которые выглядят отсюда как небольшие игрушки.

«Это утёс», — говорит Мейнт.

За домом слышится стук деревянных башмаков. Это уходят отец с парнем по имени Попке.

«Мейнт, ты захватишь ведро?»

Мейнт вскакивает и бежит в сарай. Он, размахивая ведром в воздухе, подбегает к мужчинам.

Девочка соскальзывает со скамейки и хромая, ковыляет за ними через пастбище.

Она останавливается у забора и пытается перелезть, но мальчик сталкивает её с сердитым возгласом.

Она шлёпается на траву.

Я вижу, как женщина в тёмной одежде идёт по пастбищу. Её размер и скорость, с которой она движется пугают. Она поднимает девочку и толкает её перед собой в сторону дома.

Дает девочке пощёчину и яростно встряхивает её.

«Плакса, как всегда один и тот же театр. И что это ты вбила себе в голову». Она толкает визжащую девочку в мою сторону.

«Что мальчик подумает о тебе, он такого вероятно никогда не видел».

Девочка снова садится рядом со мной на скамейку.

Я вижу у ней во рту два новых, недавно выросших, зуба. А кроме того кое-где нет молочных зубов, а остальные зубы коричневые и неопрятные.

Она стучит по скамейке, размахивая своими тощими ногами и каждый раз задевая железную скобу.

На каждом ударе я закрываю глаза. Что мой отец сейчас делает в Амстердаме?

Я ощущаю каждый шаг своей судьбы, в пустоте, в этих вспышках, в бесцельном сидении и ожидании: вот она пробегает по пастбищу, вот она пронзительно воет, вот она исчезает за дамбой.

Внезапно мне требуется срочно найти, куда женщина спрятала мой чемодан, чтобы открыть его и взять в руки вещи из родного дома. Я должен убедится, что ничего не пропало.

Но я не знаю, можно ли мне просто так вернуться в дом. Должен ли я спросить разрешение?

Во дворе, под навесом, старшая девушка собирается мыть посуду. Матери семейства нигде не видно.

Я возвращаюсь к забору пастбища. И так будет каждый день?

Я чувствую сладковатый запах несвежего навоза, приносимый ветром.

Вокруг меня зелёный простор. Когда солнце на мгновение пробивается сквозь тучи, я вдруг вижу яркие пятна и коричневые крыши и стены нашего дома становятся ярко-желтыми на солнце.

Девочка сидит и дуется на скамейке, она втянула голову в плечи и сердито болтает ногами.

К вечеру люди возвращаются с рыбой домой.

Мейнт победоносно шествует по каменистой дороге. Десяток серых и скользких угрей свернулись в панике в спутанный клубок. У них заостренные головы и они очень похожи на змей. Я с большим трудом различаю у них глаза.

Полчаса спустя отец начинает доставать угрей из ведра. Он умело отрезает им головы, как будто срывает цветок со стебля. Обезглавленные тела он бросает в ведро с водой, где они, к моему ужасу, продолжают двигаться. Окровавленные головы он кидает на разложенную газету.

Я отворачиваюсь и убегаю, но вскоре возвращаюсь и сажусь рядом с ведром, уставившись на отчаянно извивавшуюся массу боли.

Я ждал, дрожа под навесом, когда я смогу умыться, пока женщина заполняла насос. Как только я лёг, она недоверчиво заглянула в альков и похлопала рукой по матрасу. Мне стало стыдно.

В комнате было две ниши-алькова, прикрытых деревянными створками, внутри которых располагались кровати. Женщина запротестовала, когда я перед сном хотел снять своё нижнее бельё.