Руди Данциг - В честь пропавшего солдата (1984-1985)

Ян сел на чемодан. Он смотрит вниз и зевает всё больше и больше. Никто не произносит ни слова. Фрейлейн с водителем стоят слева от грузовика. Что они обсуждают? Мы стоим на перекрёстке трех дорог. Вдоль двух из них тянется деревня: небольшие дома, сады, церковь. Не видно ни одного человека, все ещё спят.

Третья дорога теряется во влажных лугах, где в предрассветном тумане видны коровы, торчащие как чёрно-белые камни среди серых вод реки.

Неужели это и есть Фрисландия? Не может этого быть.

«Фрисландия является одной из северных провинций Нидерландов», — это я узнал в школе.

Я представлял себе Северный полюс, Исландию, Фрисландию совершенно одинаково. Это был холодный таинственный мир айсбергов и полярных сияний, неизвестных мне замороженных земель.

Здесь же был точно такой же вид, как и в окрестностях Амстердама, куда мы с отцом и мамой ездили на велосипедах в праздники: зелёные деревья, деревенская улица с прижавшимися друг к дружке домами — ничего, абсолютно ничего, чтобы было бы похоже на моё представление о Фрисландии.

Но может быть только остановка на нашем пути к месту назначения.

Из маленького тёмного здания с остроконечными фронтонами, втиснутого между церковью и складом, вышли несколько человек, сельских жителей, в деревянных башмаках и пошли к нам.

Они разговаривали вполголоса и шли медленными, вялыми шагами.

Не дойдя до нас, они остановились и принялись махать нам руками, чтобы мы подошли.

Внутри здания стоит сырой и затхлый запах, как будто никто давно сюда не заходил.

Мы робко толкаемся, а затем рассаживаемся на узких деревянных скамейках, стоящих вдоль стен.

Стены голые и высокие. У одной стены шкаф с книгами в синих обложках и сложенной одеждой, две стены прикрыты шифером.

На шкафу таинственные буквы и цифры: PS.112:4 V. 8 + 9.

Интересно, что общего у них с нами. Может быть это какие символы, которые напишут на наших карточках, чтобы следить за нами.

Высоко в стене есть небольшое окошко с чугунной решёткой, через которое и проникает тусклый утренний свет. Обернувшись, я оглядываю кривой ряд спин сбоку от меня.

Постоянно слышится шарканье ног и хриплый кашель. Ян сидит поодаль, он не двигается, но его глаза следят за Фрейлейн, которая чрезмерно усердствует, беспокоясь о багаже.

Она толкается то тут, то там, делает заметки на листе бумажки, отмечая сколько багажа и кому он принадлежит.

Иногда она начинает задумчиво грызть карандаш. «Они распределяют нас, — думаю я. — Я должен им сказать, что Ян и я должны быть вместе, что нас нельзя разлучать».

«Кто проголодался — может подкрепиться».

Она показывает на стол, на котором рядом с жестяным чайником видна горка бутербродов на кухонном полотенце.

«После того, как вы покушаете, вы будете распределены по принимающим семьям. Каждый из вас попадет в семью по соседству».

Кому она это говорит? У нас всех ошеломлённый и наполовину сонный вид.

Она толкает в сторону два баула и удаляет что-то в списке.

«Вы должны быть благодарны, что здешние люди хотят вас принять к себе. Здесь говорят на фризском языке, который трудно понять».

Она пытается рассмеяться и делает лицо удивленного ребенка.

«Поначалу я понимала только примерно половину того, что мне говорили. Но через месяц вы сможете свободно понимать по фризски, вы сами увидите».

Мы сидим в молчании, как будто её слова не до нас не доходят.

Как долго мы здесь будем сидеть?

Я вижу свой чемодан, который по-прежнему стоит среди другого багажа.

Но на самом деле мне глубоко безразлично, где находится мой чемодан.

Ян уже что-то съел, он держит чашку молока на коленях. Он не сказал мне не слова и смотрит мимо, как будто бы мы не знакомы и живем не на одной улице.

Но всё это не имеет значения для меня.

В дверь входит пара мужчин и подходит к столу; они разговаривают явно о нас, постоянно глядя или кивая в нашу сторону.

Тогда один из них сверяется со своим большим и широким блокнотом, словно решает трудный пример по умножению.

Человек водит указательным пальцем в блокноте и посматривает в нашу сторону.

Начинает пересчитывать нас на пальцах руки: раз, два, три… У него не получается и он начинает заново: раз, два…

Мы молча глотаем наши бутерброды и запиваем молоком, глядя поверх чашек.

Водитель сидит поодаль на стуле. Он сам сделал себе бутерброд и жуёт его.

Он выглядит угрюмым и недовольным.

Я строю коварные планы. Я подойду к нему и спрошу, едет ли автомобиль обратно и можно ли мне поехать с ним.

Никто и не заметит, как я исчезну. Я сберегу свой бутерброд и отдам ему, тогда он обязательно согласится.

Я осматриваюсь вокруг; что я делаю в этой сырой, тёмной комнате? Кто придумал что-то ужасное для нас?

Если бы я смог попасть в автомобиль, то я бы убежал обратно в Амстердам. Как глупо.

Я представляю, как водитель рассмеялся бы сочувственно и пустил меня в автомобиль.

Незаметно мы выходим и уезжаем.

Я спасен!

Но я знаю, что я буду сидеть и покорно ждать того, что произойдет со мной.

Шофер встаёт, заговаривает с мужчинами у стола и неожиданно выходит из комнаты.

Слишком поздно, я должен придумать что-то другое…

Первых двух детей Фрейлейн за руки поднимает со скамейки и они покорно идут к выходу следом за ней, словно животные, которых ведут на бойню.

Они уходят без багажа, так как их вещи выпали ночью на дорогу.

На улице, за дверью, слышится громкий плач и сердитый голос Фрейлейн. У меня такое чувство, что все дети в этой комнате становятся тише и меньше ростом.

В наступившей тишине есть что-то тревожное и между взрослыми, и между детьми возникает странное напряжение. Мужчины стоят близко друг к другу, как будто замышляют нечто недоброе.

Могут ли они навредить нам, можем ли мы доверять им?

Они общаются друг с другом приглушенно, никто даже не улыбается. Взволнованно они смотрят на нас, как будто мы являемся для них неразрешимой проблемой.

Следующими выходит небольшая группа с Гретой, живущей на Блоедстраат.

Она пытается улыбнуться, так же криво, как криво сидит её бантик в растрепанных волосах.

Она делает почти незаметные движения рукой: пока.

Затем наступает черед Яна. Когда Фрейлейн говорит «Хогесвоорт», он решительно хватает чемодан и направляется к двери. Я смотрю в его сторону.

«Мы должны оставаться вместе», — говорил он, теперь он уходит, даже не посмотрев на меня.

Медленно, но верно все дети исчезают. Я остаюсь один, словно на уроке физкультуры выбирают команды и меня не выбрали ни в одну из них. Меня это не удивляет, меня никогда не выбирают и я не считаю это большим несчастьем. Мужчины за столом смотрят на меня, потом изучают список и ничего не понимают. Фрейлейн пожимает плечами и смотрит на часы.