Виктор Трихманенко - Небом крещенные

23 сентября 1943 года

Об освобождении моего поселка в сводках не сообщалось. Небольшой рабочий поселок около коксохимического завода, рукотворный Горячий Ключ названный так самими жителями, — кому об этом знать? Но уже несколько дней прошло, как взят нашими войсками центр Донбасса. Поселок расположен восточнее, значит и он теперь свободен.

Что там?

В течение этих нескольких дней я написал много писем и все изорвал, не решившись отправить. Я боялся страшного ответа из дому. Немцы оставляют после себя пепелища, виселицы, трупы. Совершенно подавленный, я ждал страшного известия, которое вот-вот придет окольным путем, и тогда у меня разорвется сердце.

Однажды дежурный, разбиравший очередную почту, окликнул меня:

— Зосимов, тебе письмо!

Что?! Я остановился и, кажется, перестал дышать.

Дежурный протягивает мне конверт. Нет сил сделать несколько шагов навстречу. Обыкновенный конверт, серенький, без марки… Адрес написан отцовской рукой — мелкий, четкий почерк нельзя не узнать даже издали. Пока я тут переживал да гадал, родители сами разыскали меня.

В бездумном оцепенении вскрыл конверт.

"Дорогой наш сын Вадик!.."

Они живы! Невероятные лишения и жестокости выпали на их долю, но все живы. Подробно пояснял отец, как найти их по новому адресу — приютились в сарайчике у добрых людей, а улица потеряла и свой вид и название. На полях письма был набросан чертежик и пунктирной стрелкой показано, куда мне идти.

Я прочел письмо дважды, прочел в третий раз. Сейчас же сел писать ответ. Строчил и строчил; что приходило в голову, о том и писал, а о себе всего несколько слов — обидно и совестно было признаться, что я еще не летчик, не лейтенант и не я освобождал Донбасс, как мечталось и снилось. О, сколько прекрасных воображаемых картин прошло перед часовым, охранявшим стоянку самолетов! Он устремлял неподвижный взгляд в бесконечное пространство пустыни, и там начинали вырисовываться контуры поселка, в котором знакомы каждая тропинка и каждый дом. В тот поселок должен был приехать в один прекрасный день молодой, но уже заслуженный летчик, должен был ступить на порог родительского дома и сказать: теперь все ваши беды кончились, я с вами.

То были грезы. А в жизни все не так. Вот списались; считай, встретились. Родители крайне нуждаются, а я ничем не могу помочь, сам пока на курсантском пайке. Бессилие разрывает мне душу. Я твердо решил отдавать родителям все деньги, которые буду получать, когда стану летчиком. Ведь уже скоро выпуск.

Нужда в семье, горе людское вокруг, а все-таки, если подумать, выпало счастье на мою долю: они живы. Сестричка теперь уже девушка. Взглянуть бы на нее.

5 октября

Отныне при известии "почта!" бросаюсь стремглав к тумбочке дневального, как делают это другие ребята.

— Зосимов, тебе перевод на пятьсот рублей, — сообщил дежурный, протягивая бланк уведомления.

На талончике: 500 (пятьсот) рублей. Почерк на этот раз мамин.

Сколько требовалось изворотливости, на какие лишения надо было пойти, чтобы собрать мне эти пятьсот рублей!

Письма стали приходить часто, иногда по три сразу — от мамы, сестренки и отца. Они втроем мечтают о том дне, когда я вернусь домой. В ответных письмах, столь же частых, заверяю их, что наша встреча не за горами. Вот только окончу училище, съезжу на фронт и немного повоюю. Домой — только через фронт.

Скорей бы выпуск!

Осталось долетать на ЯКах кому по два, кому по три учебных задания, и программа завершена.

На аэродроме зазеленела весенняя поросль, в небе — ни облачка. Моторы ревут угрожающе, иногда с надрывом: в зонах идут учебные воздушные бои.

Вадим Зосимов парил на трехкилометровой высоте. Плавно перекладывал машину из левого крена в правый, напрягал зрение до рези в глазах, стараясь не прозевать "противника". Самолет инструктора может появиться с любой стороны — Дубровский, он хитер. У истребителей существует правило: увидел противника первым — наполовину победил. А вдруг получится так: Вадим заметит Дубровского еще до того, как инструктор обнаружит его? Вот было бы здорово! Атакнуть внезапно с задней полусферы, и готово, "противнику" деваться некуда…

Истребитель инструктора не прилетел с какой-то стороны, как все нормальные истребители летают, а возник на фоне неба из ничего. Как в кино. Перекошенный крестик резал небо на встречно-боковом курсе. Тенью промелькнул слева. Вадим рванул рули, бросая машину в отвесный левый крен, закручивая вираж. Нервные, грубые движения пилота машине не понравились, и она вся задрожала, готовая сорваться в штопор.

Два-три круга с глубоким креном, с перегрузкой, от которой темнело в глазах, — оторваться от наседавшего "противника" можно было только так. Но, оглянувшись после энергичного маневра, Вадим увидал сзади, очень близко, инструкторский ЯК. Вцепился в хвост, как оса. Сейчас еще немного подвернет, и прицельная пушечная очередь обеспечена.

— Не спи! — подстегнул Дубровский курсанта по радио.

Ничего себе сон: Вадим весь в мыле.

Переворотом нырнул вниз. Разогнав на пикировании страшную скорость, взвил машину, заставил описать в небе косую, упругую петлю. Никак не оторваться от преследования. Инструктор повторял все его маневры, похоже, без особого труда. Он играл с ним, как кот с мышкой. И тогда Вадим, которому сдаваться очень не хотелось, пошел на рискованный маневр. Он давно его обдумал и берег на крайний случай, берег для фронта. Во Бремя виража Вадим выпустил посадочные закрылки…

Похолодело в груди, когда самолет внезапно осадил, будто нарвался на невидимое препятствие. Радиус виража стал минимально возможным, но машина теряла высоту, зарывая нос.

Инструктор проскочил вперед, но вопреки расчетам Вадима удобной мишенью не стал. Его ЯК забирал правым крылом ввысь. Опять он изготовился для атаки. Вадим же, поспешно убрав закрылки, едва справлялся со своим самолетом: в момент перехода из одного режима полета в другой машина плохо слушалась рулей.

— Пристраивайся ко мне, — велел инструктор.

Конец воздушному "бою". Истребители парочкой летят к аэродрому. Снижаясь, идут на большой скорости, режут воздух, как стрижи.

В конце летного дня инструктор, собрав группу, делает разбор: указывает на ошибки, отмечает успехи. Курсанты сидят на травке, инструктор похаживает перед ними, играет двумя алюминиевыми модельками самолетов.

Почти всегда занятие у Дубровского состоит из официальной части, строго выдержанной в методическом отношении, и просто беседы, пересыпанной шутками, хотя тоже поучительной.

Самолетики больше не нужны инструктору. Он сунул их в наколенные карманы комбинезона, сам прилег, подперев рукой голову.