Виктор Трихманенко - Небом крещенные

Лейтенант подошел, чеканя шаг, заученной фразой доложил о готовности к полету. Видно было, парень подрагивает уже от одной мысли, что ему придется лететь с инспектором техники пилотирования.

Зосимов добродушно посмотрел на него. До вылета оставалось еще несколько минут, и он заговорил с ним.

— Послушай, земляк, ваши тут на подледный лов ходят?

Неожиданный вопрос вызвал несмелую улыбку на лице лейтенанта.

— Ходят, — ответил он. — И я тоже.

— А места ты знаешь?

— Знаю одно отличное место. Такие щуки там хватают!..

— Покажешь?

— С удовольствием, товарищ майор.

— Ну вот, хоть один порядочный рыбак встретился, — Зосимов дружески подмигнул лейтенанту. — А то все ведь помалкивают, скрывают рыбные угодья.

Лейтенант рассказывал все охотнее. Напряжение встречи с начальством куда и девалось. Зосимов взял парня за локоть, увлекая к самолету: приближалось время запуска.

Набрали высоту. Тайга и сопки простирались до самого горизонта, величаво извивала свой стан, вся в белом зимнем наряде, река; ниточка железнодорожного полотна обрывалась на берегу; когда лед окрепнет, ее протянут прямо по льду — тут такие морозы, что зимой мостов строить не надо.

Зосимов намеренно загнал самолет в крутую спираль. Скорость вращения все увеличивалась, создавалось впечатление, что машину засасывает в какой-то воздушный омут.

— Видишь, какая она? — пояснял Зосимов. По тону голоса можно было догадаться о его настороженной усмешке под кислородной маской. — Нос самолета наклонен совсем мало…

И правда, нос машины был опущен чуть пониже линии горизонта, как при обычном снижении перед посадкой.

— Но заметь, сколько высоты теряем за каждой виток!

Крутую спираль никто не станет выполнять, как фигуру пилотажа, — такого упражнения в программе нет. Самолет может войти в спираль, например, после штопора, опять-таки при ошибке пилота.

Показав лейтенанту коварную спираль "в живом виде", Зосимов скомандовал:

— Выводи!

Лейтенант начал действовать рулями, невольно проявляя торопливость: земля огромными прыжками подбиралась к самолету, безликая в своей коловерти земля, твердая, и тем страшная.

— Не спеши, не спеши из угла выбирать. Надо полностью остановить вращение педалью, — подсказывал Зосимов. Сам думал: "Черта с два ты бы так вывел!" А лейтенанту говорил: — Почти нормально. Набирай высоту, еще разок попробуем.

Во второй раз Зосимов не вмешивался в управление и ничего не подсказывал. Лейтенант сам выхватил машину из воздушного омута.

— Пошли домой, — велел Зосимов.

На следующий полет сел к нему в спарку командир звена, в годах уже капитан. Этот полетал за свою службу в авиации немало. Перед начальством не робел. Выслушав инструктаж Зосимова, схватил самое главное и, выводя самолет из крутой спирали, действовал рулями в нужной последовательности. И все-таки чуть-чуть поторопился. Зосимов завернул ему еще одну спираль да подпустил машину пониже к земле, чтобы не только умение, но и нервы капитана испытать. Ведь командир звена сам летает инструктором.

— Техника пилотирования у вас хорошая, товарищ капитан, — сказал Зосимов уже на земле. — Выдержки иногда недостает. Но это уже характер…

Взгляд капитана померк при последних словах инспектора: недостает выдержки — это же тройка за весь полет, не больше.

А Зосимов сказал то, что думал. На этот раз он имел дело с человеком вполне взрослым, который как летчик-истребитель уже сформировался.

Летал и летал Вадим в командировках. В тихое мирное небо поднимался двухместный учебно-боевой истребитель. Варвара, конечно, не знала, что каждый день, в каждом инструкторском полете ее благоверный имеет все шансы на проигрыш.

Часто бывало так, что Вадим ждал до последней возможности, пока пилот сам выкарабкается из крутой спирали. И если не оставалось в запасе ни высоты, ни времени, если инспектор уже жадно, как последний глоток, хватал ртом кислород, но пилот все-таки справлялся с задачей самостоятельно, Вадим устало усмехался своим мыслям. Лучше сейчас вдвоем рискнуть, зато будешь уверен, что лейтенант не разобьется, когда полетит один.

На земле Вадим выкуривал сигарету до половины и бросал, затирая с ожесточением каблуком. Садились в самолет с очередным пилотом — и опять все сначала.

Так, в разлуке, прошло много лет у друзей. И все-таки жизненные пути Булгакова, Зосимова, Розинского и некоторых других фронтовиков снова перекрестились. А как же иначе? Еще смолоду судьба у ребят складывалась одна на всех. Что-то их отталкивало друг от друга, а что-то крепко связывало еще в авиашколе ускоренного типа. Вместе воевали на фронте — кто больше, кто меньше, кто преуспел, а кому не повезло. Служили потом в далеком-далеком краю, где начинается день, где столько экзотики и куда тем не менее людей калачом не заманишь. С военным братом, правда, разговор короток: командировочное предписание вручат и поедет, куда пошлют.

У Валентина Булгакова минувшие годы прошли в режиме набора высоты: академию окончил, получил несколько повышений по службе, почти подряд. Вадима Зосимова "отдала в ученье" его жена, учился он заочно, все у него шло потруднее, поскромнее, но по-своему интересно. Кому пришлось горе мыкать, так это Косте Розинскому, человеку хорошему и честному, но невезучему на редкость.

Впрочем, что толковать да раздумывать, если по нынешним временам совсем просто слетать в места не столь отдаленные, повидаться, в душу заглянуть друг другу…

В каких-то четверть часа истребитель перемахнул море.

С большой высоты, на которой летел сверхзвуковой истребитель, простиравшаяся внизу местность здорово напоминала географическую карту: зеленые долины, серо-коричневые горы, резко оттененные с северной стороны, окаймленное извилистой линией прибоя морское побережье.

Летчик включил форсаж — заставил двигатель работать всей мощью. В короткие мгновения преодоления звукового барьера стрелки некоторых приборов заволновались, сбились, давая явно ложные показания, — все это пилоту было знакомо, и он спокойно продолжал увеличивать скорость.

На земле в это время раздался спаренный залп. И тоже на него не обратили особого внимания: не такое уж диво для 1961 года. Местные жители привыкли к этим хлопкам, и каждый мальчуган может квалифицированно пояснить, что при проходе звукового барьера в атмосфере возникают скачки уплотнения — маленькие ударные волны, они-то и стреляют. "Непонятно? — Снисходительно улыбнувшись, мальчуган изложит мысль более популярным языком. Его черные глаза при этом азартно заблестят, от возбуждения усилится азербайджанский акцепт его речи: — Эсли подушку колоть шилом, да? Она сжимается, сжимается, потом — вистрел! Проткнул! Сверхзвуковой самолет то жи самое. Только сильнее: атмосфера — это тебе не подушка…"