Виктор Трихманенко - Небом крещенные

— Ты сделался таким начальством, Булгак, что даже своих не узнаешь.

Они обнялись. Наждачно жесткая Костина щетина тернула Булгакова по лицу. От Кости пахло бензином и рабочим потом. Вблизи глаза его смотрели устало-устало, но по-прежнему насмешливо.

— Я давно знаю, что ты здесь, — сказал Константин. — А сегодня иду спецрейсом, дай, думаю, загляну. Договорился с диспетчером — он у нас мужик с душой — и подсел. Имею сорок минут времени.

Розинский озабоченно посмотрел на часы. Выходило так, что все зависит от его свободного времени, а занятость командира полка при этом вопросе не учитывается. Булгакова немного задело, но он промолчал.

Стали вспоминать, кто где. Булгаков рассказал о Богданове, Бровко, больше и подробнее — о Вадиме Зосимове. Кстати, подполковник Зосимов недавно тоже переведен сюда инспектором техники пилотирования.

— В штабе служит. Примерно в такой же зоне, как наша, только в другом месте, — пояснил Булгаков.

Константин жевал металлическими зубами мундштук папиросы. Его худое конопатое лицо все было изрезано нервными морщинами.

— Вы так и бродите с Зосимовым напару: на Восток вместе, на Кавказ вместе — вот неразлучные.

— На Востоке мы давно с ним расстались. Я в академию уехал еще в пятьдесят втором. Но с Востока летчики почему-то, как правило, попадают на Кавказ. Не в Сочи, разумеется, а вот в такие места, — Булгаков окинул взглядом степь. — Ну и Вадим Федорович сюда, значит…

— Вот друзья, водой не разольешь, — повторил Константин и добавил многозначительно: — От того, что вы с Зо-симовым все время вдвоем, не только вам самим польза, а и вообще…

Взлетающий, дико ревущий истребитель заглушил их беседу. Оба повернули головы, посмотрели вслед уходящему в небо крутой горкой самолету. Металлический треугольник с огнедышащим выхлопным соплом быстро уменьшался в размерах.

— Может, желаешь в кабине посидеть? На земле… — спросил Булгаков.

Константин отрицательно замотал головой:

— Да, понимаешь, некогда…

В кабине сверхзвукового истребителя Константину посидеть очень хотелось, но он сознательно лишил себя этого удовольствия, дабы не бередить старые раны.

— Приезжай как-нибудь ко мне домой, Булгак. Посидим, по чарке выпьем. А то у тебя тут все запрещено.

— Да ничего…

— Приезжай ко мне, Булгак.

— Спасибо. — Ответ Валентина прозвучал суховато. Дружески-фамильярное обращение "Булгак" пощипывало его самолюбие.

Уже садясь в кабину своего "лимузина", Розинский вдруг переменил тон. Спросил серьезно:

— Давно командуешь?

— Три года, — ответил Булгаков.

— Полковничью папаху ждешь?

— Теперь жарко, зачем она? А вообще представлен к званию полковника.

Розинский кивнул понимающе и уважительно.

По этой трассе — давно знакомой воздушной тропе — Розинский мог лететь с закрытыми глазами, он отмерил ее на своем ЯКе сотни, тысячи раз туда и обратно. Трудолюбиво тарахтит моторчик, высота двести метров, скорость сто сорок километров в час… Выше, неизмеримо выше выткал белую нить своего курса истребитель. Может быть, Булгаков полетел, может, кто другой из его части. Вряд ли заметит реактивщик скользящий над землей маленький зеленый ЯК-12, а если и заметит, то посмотрит на него, как на майского жука…

Могла бы и Костина жизнь сложиться иначе, если бы не тот роковой вылет, когда его сбили. Он подорвал тогда свое здоровье, потерял частицу острого птичьего зрения. Но теперь Константин с высоты своего птичьего полета никому не завидует: ЯК-12 тоже хорошая машина, только другого назначения. Константин летает, а это для него главное, это для него все.

Встреча с Булгаковым, конечно, взволновала, разбудила воспоминания.

Что было делать ему тогда, отвергнутому авиацией?

Наниматься на какую-то обыкновенную, земную работу? Нет, на это человек с душой летчика не мог пойти.

Нужда, однако, заставила.

Работал физруком в школе, экспедитором на базе, даже каким-то заведующим. Жена устроилась на работу. Жизнь постепенно налаживалась.

Так прошло четыре года.

Летом сорок девятого Костя лопал по командировке в Минск. Встретил одного знакомого летчика — на фронте тот был командиром звена в братском полку.

— Здорово, азиат!

— Привет!

— По кружке пива ради встречи?

— Не повредит.

У ларька толпились мужчины, на пустых бочках стояли янтарные с пенистыми шапками кружки.

— Ты где теперь, кто ты?

— В Борисове. В одной организации работаю… старшим подметалой. А ты?

— А я, братко ты мой, инструктором-летчиком в аэроклубе.

Его сообщение огорошило Костю. Есть на свете не только ВВС и ГВФ, есть еще и аэроклуб — как можно было выпустить это из виду?!

Аэроклуб в 1949 году только-только заработал после многолетнего перерыва, связанного с войной и восстановительным периодом. Держался он на крохотных средствах и на энтузиазме любителей авиации: убогий домик на окраине города — штаб, несколько старых, списанных и еще раз восстановленных ПО-2 в открытом поле — учебно-летная база.

Как раз на следующий день были полеты, и Костя поехал вместе с приятелем на аэродром-поле. Вдвоем уговаривали начальника аэроклуба взять Костю на должность инструктора-летчика. Доводы начальника были каменно-твердыми. Спасибо за то, что разрешил Косте слетать с приятелем. В первые же минуты пребывания в воздухе Костя освоился с простеньким ПО-2, отпилотировал по всем правилам, рассчитал и сел.

Приятель сказал начальнику аэроклуба, кивнув на Костю:

— Перерыва в летной работе совсем не чувствуется. Летает как бог.

— Охотно верю, охотно верю… — произнес начальник и развел руками беспомощно; а места-то все равно нет.

Но обещали иметь Костю в виду.

Он все время переписывался с другом, использовал любую оказию, чтобы побывать в Минске. И повезло: один инструктор перевелся куда-то, взяли Костю на его место.

Приходилось ездить из Борисова на товарных поездах — ведь каждый день покупать билет в плацкартный вагон не будешь, прогоришь через неделю. Приходилось оставаться на время напряженных полетов в Минске, ночевать где придется, питаться чем попало. Пришлось смириться со значительной потерей в зарплате. Но Константин будто ожил, будто на свет народился, как стал летать. И Марина, жена, поняла, что новые трудности их семейной жизни вызваны неспроста, что так надо.

На второй год Костиной работы в аэроклубе удалось пристроить семью в Минске. Опять, конечно, плохонькая комнатуха в частном доме, но жить можно.

Летая с курсантами — ребятами из десятилеток, с заводов — Константин все больше увлекался инструкторской работой. У него выработалась хорошая методика: он умел передать курсанту навыки техники пилотирования быстро и спокойно, в каждом полете открывая перед ним что-то новое. Курсанты его группы, как правило, первыми поднимались в воздух самостоятельно. Порой Константин вспоминал своего инструктора Горячеватого и при этом беззвучно смеялся.