Виктория Беляева - Корпорация

Денисов вздохнул:

– Рыбы, Сережа, до фига. И оленя до фига, и песца. Но надо ж работать, а работать некому!… Восемьдесят процентов поселкового населения – хронические алкоголики. У местных что-то такое в организме… то ли лишнее что-то, то ли чего-то не хватает… в общем, не могут они пить, как белые люди, спиваются моментально. Любой мальчишка к шестнадцати годам уже хроник…

– Вот первая задача, главная – прекратить поставки алкоголя в поселки!… – продолжал он уже в вертолете, пытаясь перекрыть шум двигателя, – Но как это сделаешь?… Кордоны выставлять на реках?… Противозаконно это… Ну, вложился я в транспортную милицию, в налоговой создали дополнительное подразделение, в санэпиднадзоре контроль усилили, в центре стандартизации – отслеживают хоть часть уходящего в поселки груза, везут-то туда не нормальную водку – самопал, на этом и ловим… Но тут, как ты знаешь, много не наловишь – умельцев «катать» и акцизы на бутылки шлепать у нас хватает…

Настя, привалившись к плечу Сергея, в полудреме слушала горячие денисовские речи.

Третий день они мотались по округу на губернаторском вертолете, и голова у Насти шла кругом от всего, что довелось увидеть.

Были в поселке газовиков, где губернатор с директором «горки» осматривали недавно сданное общежитие. Общежитие, выстроенное по каким-то невиданным технологиям, ни то финским, ни то канадским, походило скорее на приличную гостиницу – нарядная практичная отделка, современная мебель, сияющая сантехника… Даже Малышев языком прищелкнул.

Он мало-помалу осваивался с ролью публичного человека, да и здесь, на краю земли, чувствовать себя публичным человеком было куда проще, чем в чванливой столице – газовики, подходящие знакомиться и жать руку, держались уважительно, но подчеркнуто независимо и просто, невольно вызывая ответное уважение у московского человека. Один, пожилой геолог, даже предложил выпить вместе чистого спирту, принять боевое крещение. «Но! – геолог поднял прокуренный темный палец, – Тогда уж придется все наши обычаи уважить…» «В клуб кинологов вступить!» – выкрикнул кто-то и вокруг заржали. В ответ на удивленный взлет малышевских бровей Денисов пояснил: «Обычай у них такой… для новичков… собачатиной кормят». Малышев подумал, подумал – и от боевого крещения вежливо отказался.

Были и в другом поселке, полумертвом почти, где крестов на кладбище было куда больше, чем живых людей. Над некоторыми могилами стояли зачем-то полуразвалившиеся санки и мятые жестяные чайники. «Здесь долгане живут, в основном, – разъяснил Денисов, – Они православные… да и русской крови в них много – от ссыльных казаков… У них и одежда национальная на русский кафтан похожа, и хоронят они, как у нас принято… А сани – это нарты, Настенька, это от прежних обычаев осталось… Человек умирал – его как будто в дорогу провожали…»

Видели и другие захоронения, большей частью старинные – одинокие яранги на крохотных островках, где на больших дорожных нартах вечным сном спали бывшие люди в расшитых праздничных парках. Провожая, снаряжали их когда-то всем необходимым в долгом пути – чайником, спичками, оружием, украшали нехитрыми безделушками из дешевых бусин и меди… «все растащили, – сокрушался Денисов, – приезжают коллекционеры – и тащат… Ну, не знаю я, какой такой страстью ко всему этому надо обладать, чтобы с мертвого снимать побрякушки…» «Русские тащат?» – спросила Настя. «А кто ж еще?… – удивился Денисов, – Местные-то боятся… Считается, что если возьмешь что у покойника – сам умрешь скоро… По телу, говорят, сразу язвы – и смерть. Ну это, я думаю, имеет какую-то реальную основу – мало ли чем там заразится можно… Впрочем, и местные тоже – за бутылку водки на верную смерть пойдут, не то что…»

Были на стойбище оленеводов, в маленьком передвижном вагончике на полозьях, где ютились семеро человек. В углу, на полке, застеленной нарядной тряпочкой, Настя разглядела грубо вырезанную деревянную куклу со страшным лицом, вымазанным чем-то темным и сальным. «Койка!» – сказал неслышно подошедший сзади младший сын хозяина, взрослый уже парень с редкой черной порослью на лице. И повторил сурово: «Койка!». Настя шарахнулась было, но Денисов ее успокоил: «Да ни на что он тебе не намекает!… Койка – это идол, в нем дух живет, семью охраняет…»

Были на рыбацкой точке со смешным названием Половинка, где хозяйничал единственный человек – русский, дед Сашка. Губернатора он запросто хватил по плечу костлявой рукой, разрисованной татуировками: «Здорово, тезка!»… Настино имя запоминать не стал и звал просто – женщина. Дед Сашка понравился женщине Насте чрезвычайно – простой человек, веселый, балагуристый… Хвастался приобретением – «стиральный агрегат „Волна“, рекомендую!». Стиральный агрегат оказался обычной цинковой доской, какая была у Настиной бабушки.

Дед Сашка кормил икрой и полусырой рыбой– «сугудаем», и вовсе сырой рыбой – «строганиной», и поучал москвичей, как солить икру. «Милый какой дедушка!» – похвалила Настя, когда отправились они дальше. «Милый, – согласился Денисов, – Наколки видела?… Тринадцать лет отсидел… за особо зверское убийство жены и тещи…»

Были в поселке, где достраивалась новая больница. Старая больница стояла в сорока метрах от стройки и потрясла Настю до глубины души: ни одной ванной, никакого водопровода, а в туалетах – просто дыры в земляном полу…

«Господи, как же живут здесь люди… – шептала Настя, – Чем живут?… Для чего?… Неужели и так можно?…»

– Можно! – ответил Денисов, – Ты знаешь, я когда стал интересоваться, понял – сами мы им все тут испортили… Жили себе люди – простые, честные, открытые, как дети… добрые очень… Охотились, рыбачили, разводили оленей. Сказки сочиняли, блин… Очень трогательные сказки – у меня книжка есть, я тебе подарю… А потом пришел белый человек – и давай внедрять цивилизацию. И какая цивилизация получилась?… Первым делом перезаразили половину народа сифилисом. Ты не представляешь себе, какой тут процент венерических заболеваний, волосы дыбом!… Старую веру потеряли, новой не приняли, а закон в этой глуши никому не писан – вот и остались без этих, как их… нравственных ориентиров… Родной язык забыли, а на русском говорят так, что и не разберешь сразу… На собаках им теперь ездить западло, им теперь «Бураны» подавай, а заработать на «Буран» не могут… Привыкли, что им как малым коренным народам русские по гроб жизни обязаны – вот и ждут дармовщины… А что сделаешь?… Сами виноваты, сами развратили «цивилизацией» своей…

…А водку в Серегино все-таки нашли. Два десятка ящиков. Денисов велел запереть ящики в особую комнату и дверь опечатать. Женщина в болонье, оказавшаяся завмагом, рыдала: «Да как же так, Александр Михалыч?… А как хозяева приедут? С меня ж взыщут, она ж денег стоит…» «А ты вали все на меня, – посоветовал губернатор, – Мне не стыдно. Если надо хозяевам – пусть ко мне идут разбираться…»