Сергей Солоух - Рассказы о животных

Игорь прекрасно помнил, где и когда впервые он услышал имя этого зверька. В Междуреченске на железнодорожном вокзале. Спросонок. Поднявши голову от рюкзака, на котором на мгновенье прикорнул, зажмурившись, зевая. Сильно обросший за две недели. Нестриженый, небритый.

– Смотри, блин, вылитая пищуха, – кто-то сказал рядом. Нетрезвым, наждачной окраски голосом.

– Ты че, совсем, в хавальник, что ли, хочешь, чтоб прилетело… – ответили таким же точно, до звуковых дыр, до шелеста и скрипа протертым клекотом.

Остатки сна слетели, Игорь оглянулся. Две тени удалялись по проходу между фанерными скамейками серого зала ожиданья. Неверные, сгорающие, растворяющиеся в утреннем полумраке. И непонятно было, к кому слова, оставленные ими, относились. К Игорю, к соседу справа или к парнишке на краю ряда, что-то жевавшему. Что-то степенно, осторожно, но решительно выкусывавшему прямо из глубины бумажного кулечка.

– Кто такая пищуха? – спросил Игорь Алку уже потом, уже в электричке.

Она рассмеялась.

– Горный хомячок такой. Толстенький суслик. Как ты, в общем, пушистый, мягкий и… сладкий. Очень сладкий…

И быстрая ее рука ему скользнула под рубаху. В вагоне никого, на счастье, не было, но ведь в любой миг, в любую секунду мог кто-нибудь войти. Пассажир-шатун, идущий по ходу поезда неясно для чего и почему, или же контролер, уверенный, что он везде поспеет, и потому всегда шагающий движению наперекор.

Потом, когда они уже отпали друг от друга и только руки не разъединили, не расклеили, Алка добавила:

– Только они у нас тут редкость. Пищух на Алтае очень много, и в Саянах, говорят, за каждым камнем…

Но они встретились. Все равно встретились. Игорь и этот заяц с такими мелкими ушами и хвостом, что их как будто бы и нет. Где-то у Мустага, за Шерегешем, в местах, где, словно реки черепов каких-то исполинских воинов нечеловеческих каких-то войн, ползут по склонам серые курумники. Буграми, затылками и лбами, бесконечной обветренной, обглоданной, обмытой лентой.

Сначала они увидели маленький смешной стожок под старою сосной. Как храм ацтеков, с тремя ступеньками наверх. Уровень первый – чувственное, засохшие соцветья, ломкие желтые стебельки, уровень средний – рациональный, слегка подвяленные листья да мутные, полуживые глазки цветов, и наконец последний – это небесный купол, что там, не разглядеть, осока, кажется… Свежая зелень.

– Да кто здесь косит? В этой-то глуши. На этом диком склоне, между корней и камней?

– Какой-нибудь зверек.

– Какой?

– Пищуха скорее всего, – сказала Алка, – она таскает сено. Так говорят. Бобры и белки в этом не замечены…

И ровно через десять метров Игорь ее увидел. Маленький меховой шарик с остренькой мордочкой, а в зубах откушенный под корень целый куст поповника – полевой ромашки. Маленький упрямый трудоголик с зеленой ношей, поставив две передние лапки на выступ камня, замер и слушал тишину. Прозрачность и нежность горы и леса.

Игорь и Алка не шевелились. Не двигался и колобок в серой с коричневым оттенком шубке. Возделыватель и собиратель. Он словно не понимал, что это вдруг случилось… вмешалось в размеренный, расписанный, нормальный ход вещей и не дает ему спокойно делать дело. Ритмично, ровно, непрерывно…

Предчувствие звука, как оказалось… внезапно, невидимая, где-то, должно быть, в небесах, на кедре, на сосне, запела птица. Длинная трель, красивый звонкий перелив прорезал воздух. Маленький шарик вздрогнул, выронил мягкие стебли, цветы, листочки, свою будущую зимнюю кормежку, вытянул тельце, обнаружив трогательную коротенькую шейку с мягким коричневым подшерстком, и, сделав губы трубочкой, засвиристел. Ответил птице. Буквально. Такой же точно трелью, песней свободных и пернатых… С земли, с камней…

И птица, конечно же, отозвалась. Буравчик звуков снова позвал с небес. Сюда, сюда… Скорей, скорей… И трепетное горлышко, открывшееся, обнажившееся в нежном меху, когда пищуха вскинула свою головку, тотчас же подтвердило. Сейчас, сейчас… Сейчас, сейчас…

Игорь посмотрел на Алку. Она смеялась. Беззвучно и счастливо.

– Ты помнишь, – прошептал ей Игорь, прямо в лицо, прямо в глаза, – ты помнишь, как пьяные однажды на вокзале сказали мне: «Пищуха»?

«Ну да, конечно… еще бы» – подтвердили карие, безумные, прекрасные, неповторимые… Глаза веселой птицы.

А в приюте вечером заведующий, хмурый и бородатый мужлан, пахнущий старыми ватниками и чесноком, пожал плечами:

– Да нет конечно. Какая еще птица? Это такая же, только другая, пищуха там у вас чирикала. О вас как раз предупреждала… Вы ее просто не увидели, эту другую.

Но Игорь ему не поверил. И недодал наутро сверх денег к положенному за постой еще и призовую бутылку водки. Не заслужил.

И всегда это лента повторов. То вдруг начинают на каждом километре подрезать большие красные, как ридикюли на колесах, «фиаты дукато». То непонятно что творят «пассаты». «Фольки-проклятые-фонфольки» все черные как на подбор, с каким-то прапорщицким, пошлым щегольством прошитые полоской тонкого хрома по пластику бампера. Или же праворучки всякий раз, когда пристраиваешься за такой на левый поворот, имеют на самодельных вставках, нашлепках и всяких прочих приспособлениях для перехода от японского квадрата к родному прямоугольнику один и тот же чужой номер региона. 22. Алтайский край.

День, словно поток сна с вечным двадцать пятым кадром. Очень замедленная, но действующая модель бреда. Особенно сегодня, особенно сейчас, когда на пассажирском сиденье развалился Полторак. Полтаракана, равные одной целой и одной второй рака.

Игорь и не сообразил, не понял, отчего вчера утром перед еженедельным совещанием все было так мило и по-свойски в кабинете отдела продаж. Андрей Андреевич Полторак не расставлял медвежьи капканы Борису Евгеньевичу Гусакову и мелкие булавки не готовил самому Игорю Ярославовичу. С самым сердечным видом травил гинекологические анекдоты и даже сделал невозможное – заставил ухмыляться мрачного врага Бобка:

– …А вот еще одна такая приходит к доктору, хочу, говорит, типа, чтобы у меня грудь торчком всегда стояла, что посоветуете? А он такой ей: очень просто, ходите все время только на четвереньках…

К чему вся эта сальная благожелательность ко всем и вся, выяснилось после обмена планами у Запотоцкого.

– А вы, Игорь Ярославович, завтра, верно я все понял, в Новокузнецк?

– Да.

– Упасть на хвост к вам, так сказать, любезно не позволите?

Семейные обстоятельства. Специально взял три дня отгулов, с завтрашнего дня и до конца недели, и надо же, сегодня прямо с утра пришлось машину отогнать на сервис. Вот ведь неперка.

– Вторая давно уже плохо ходила, а со вчера и третью не могу воткнуть. Труба. На первой разгоняюсь и сразу на четвертую. На сервисе – неделя, говорят. А мне ни вправо и ни влево – брат тоже уже взял отгул.