Адам Тёрлвелл - Политика

Ах, если бы Нана знала это! Но она даже не догадывалась. Она была счастлива. И до нее дошло, отчего она так счастлива. Она была счастлива оттого, что вдруг поняла: ей больше не нужно пытаться постичь секреты Камасутры. Ей больше не нужно смотреть на сплетающиеся возбужденные тела Анджали и Моше. И вот почему. Нана решила быть великодушной. Она решила вернуться домой к Папе. Она решила оставить Моше. Моше в ней не нуждался. Без нее ему будет лучше. А вот Папе она была нужна.

Если в этот миг вы вдруг задумались, пристойно ли планировать нетрадиционный секс, когда ваш отец лежит в больнице с подозрением на опухоль мозга, хочу вас успокоить. Папа уже не лежал в больнице. Врачи не были на сто процентов уверены, что это опухоль. Они решили, что это мог быть просто небольшой инсульт. Поэтому Папу перевели на амбулаторное лечение. Его отпустили домой, пока врачи изучали результаты сканирования.

Довольный Папа сидел дома и отдыхал. Возможно, все успокоится. Возможно, он выздоровеет. Все нормализовалось.

Но выписка из больницы — еще не повод для того, чтобы за ним не ухаживать, подумала Нана. Нана любила Папу. Она скучала по нему. Поэтому она решила показать ему, как она его любит.

Нана решила сделать жест любви.

Я хочу, чтобы у нас не было недопонимания. Нана хотела со всем этим покончить. Навсегда.

Тому была одна эгоистическая причина. Она больше не хотела участвовать в сексуальном соревновании. Она больше не хотела смотреть на Моше с Анджали. Хватит с нее унижений.

Была и альтруистическая причина. Нана хотела ухаживать за Папой.

Это был жест любви.

В 1995 году сэр Джозеф Ротблат, лауреат Нобелевской премии мира, призвал к подписанию договора между государствами, обладающими ядерным оружием. Согласно договору каждое из подписавших государств обязуется в случае военного конфликта не применять ядерное оружие первым. 5 апреля 1995 года договор был подписан. Он назывался “Договор о неприменении первыми ядерного оружия”.

Я знаю, что Нана, Моше и Анджали вовсе не государства, обладающими ядерным оружием. Они вообще не государства. Поэтому мое отступление может показаться слишком манерным и неуместным. Но это не так. Оно не манерное и уж точно не неуместное.

Неприменение первыми ядерного оружия основано на взаимно-гарантированном уничтожении. Взаимно-гарантированное уничтожение — хорошая основа для договора. Не только для договора о ядерном вооружении. Однако у него есть изъян. Подобный договор работает только в одном случае: когда все его участники напуганы. Когда люди чувствуют, что полное уничтожение, по зрелому размышлению, нежелательно. Как только кто-то почувствует, что хуже уже не будет, он перестает бояться. Чтобы чувствовать испуг, нужно получать от жизни хоть крошечную радость. Если жизнь вам не мила, вас не испугает перспектива того, что в ответ на вас тоже сбросят бомбу. И вы с легкостью можете использовать ядерное оружие первым. В этот момент договор перестает работать. Он больше не имеет силы.

Может, это не совсем верная аналогия решению Наны. Она решила уйти от Моше и Анджали не потому, что считала свою жизнь безнадежной. Она решила уйти, чтобы ухаживать за Папой. Это было благородно.

Но благородством дело не ограничивалось. У Наны была и другая причина. Эгоистическая причина.

Вот где главное сходство. И я специально его подчеркиваю, потому что эгоистическая причина — причина скрытая. Она неочевидна. Поэтому мне хотелось бы напомнить о ней еще раз. Расчувствовавшись и размышляя о сексуальном неравенстве, Нана считала, что ей нечего терять. Ее молчаливое согласие остаться больше не имело силы. Уйти было не хуже, чем остаться.

Неприменение первыми ядерного оружия основано на гарантированном взаимном уничтожении. В МИДе его сокращенно называли ГАВУН. Гарантированное взаимное уничтожение — хорошая основа для договора. Не только для договора о ядерном вооружении. Однако есть изъян. В МИДовских кругах фразу “неприменение первыми ядерного оружия” сокращали так: НЕПЕЯД. Значит ГАВУН = это НЕПЕЯД. К сожалению, как вы увидите, Нана этот сладкий яд выпьет.

Нана проснулась. Она хотела уйти. Она хотела оставить Моше. Она хотела оставить Анджали. Она хотела оставить их вдвоем. Так будет лучше для всех.

В это утро они лежали в постели следующим образом:

Нана, Анджали, Моше.

На самом деле моя схема не совсем точно описывает их положение. Моше обвился вокруг Анджали. Он прижимал ее к себе.

Нане было так грустно смотреть на них. Грустно и радостно. Откуда взялась грусть вроде бы понятно. Смотреть, как Моше обнимает Анджали, было очень грустно. Видеть, как он счастлив с другой девочкой, очень грустно. Грустно было и думать о том, что она собирается уходить. Но Нана старалась почувствовать радость. Она могла представить себя великодушной женой, оставляющей мужа любовнице.

Если постараться, можно себе представить другой финал “Касабланки”. Нана могла.

В этом другом финале Нана играет роль Виктора Ласло, мужа, еврея, интеллектуала, антифашиста. В Наниной версии великодушен вовсе не Рик. Великодушен Виктор. Именно Виктор идет на самопожертвование. Он забирается в маленький двухмоторный самолет и оставляет любовников вместе. В Марокко.

Бергман остается с Богартом. В этом финале Виктор не эгоист. Он не озабочен только своим личным счастьем. Моше повернулся и открыл глаза. Он посмотрел на Нану. Нана смотрела на него. Он спросил у нее, сколько времени. Нана ответила. Она наклонилась над Анджали и поцеловала Моше.

Собираясь уйти навсегда, Нана сказала Моше, что сварит ему кофе.

Разрыв — нелегкое дело. И нелегко выбрать для этого верную минуту. На самом деле я даже не знаю, можно ли выбрать верную минуту для разрыва. Разрыв, о котором я расскажу, случился в восемь утра. Не самое лучшее время. Голая Нана на кухне наливала воду в чайник. Моше вышел за ней на кухню. Тоже голый.

Одно хорошо, подумала Нана, Анджали тут нет. По крайней мере, Анджали еще спит. Потому что порвать с одним — и то непросто, а если еще вмешивается второй…

— Моше, — сказала она.

И сделала паузу.

Моше, позевывая, молчал.

— Понимаешь, — сказала Нана, — ну я не знаю, может, так будет лучше…

— Чего? — спросил Моше.

— Чего? — спросил он и снова зевнул.

Она пошла в спальню и взяла свою одежду в охапку. Потом вернулась в кухню. Она бросила одежду на стол.

— Моше, послушай, я тебя так люблю, — сказала она. — Я не хочу тебя бросать, но. Не подумай, что я тебя бросаю. Я просто все думала про Папу, мне надо быть с ним. А ты и Анджи. Вам с Анджали надо быть вместе.