Ноэми Норд - Бедные звери шизария

Третья картина висела в ренген — кабинете. Но подписей на картинах я не нашла.

Кто автор? Почему не забрал полотна из психушки? Никто из персонала не знал ничего об этом художнике. Но за пределами дурдома рассказывали о художнике, помещенном сюда за карикатуры на высших чинов.

Печальная история.

Сколько тайн хранят архивы дурдомов.

— Терпеть не могу нашу врачиху! — присела рядом со мной накрашенная женщина с цепким взглядом, — Ее все здесь ненавидят! А тебе она — как? Нравится? Не нравится? Совести у нее нет! Записала мне "шизофрению", а группу дала только третью. Не могу из-за этого квартиру получить. Я сама здесь, в Петелино, живу и работаю. Мне психбольница должна дать квартиру без очереди. Но из-за НЕЕ не дают! А тебе она — нравится?

Девушка, сидящая рядом со мной вдруг наклонилась и очень тихо прошептала:

— Ты Мотиной ничего не рассказывай. Она здесь работает. Она — с ними….

А Мотина продолжала:

— У тебя — голоса? Расскажи, какие у тебя голоса?

— Что за "голоса"?

— Ну, вот я, например, "вижу". Видела ангела, который шел по воздуху. А ты что видишь?

— Почему я должна что-то видеть?

— Но я же вижу!

— Но тебе же нужна квартира.

Когда Мотина в конце концов отстала от меня, девушка снова тихо зашептала:

— Здесь много врагов. Говори тихо-тихо, чтобы никто ничего не услышал. Мне тоже трудно. У меня тоже враги… Но батюшка нашей церкви сказал, что ничему не надо противиться…

Самое очаровательное существо здесь Любочка Зябликова. Арлекин с хрустальным голоском. У нее большие влажные глаза, темное кукольное "каре", и длинные зябкие пальцы, которые она постоянно прячет в рукава халата. Здесь много привлекательных девчонок, но только Людочке петелинские мальчики пишут стихи, дарят сладости и цветы.

— Понюхай — как пахнет! Обожаю! — она сунула мне под нос кусок импортного мыла, — Не могу надышаться!

К разговору подключилась бабка Королева:

— Что ж он тебе мыло-то подарил? — съехидничала она. — Ты у него духи требуй! Ишь, мылом захотел отделаться!

— Он мне еще халвы обещал купить! — заступилась за поклонника Любочка.

— И где вы только встречаетесь!

— В мастерской.

Она единственная из отделения работала в мастерской, шила сорочки и халаты для больных. Но платили смехотворно мало.

— Сегодня выдали зарплату сразу за три месяца. Скажи, что лучше купить: губную помаду или килограмм халвы? Я так люблю халву! Что бы ты купила? Помаду или халву? Больше ни на что не хватит.

— Неужели за три месяца заработала только на кило халвы? — опять встряла Королева.

— Мы много шьем, но платят очень мало.

— Дур грех не обмануть! Дурака работа любит! Лежи лучше, поспи, никуда не ходи! Пенсии хватит.

— Нет-нет! Я люблю работать!

— Не работать ты любишь, а мальчикам глазки строить!

Свою странную болезнь Людочка объясняла так:

— Примерно в два часа дня в лице напрягается мышца, кожа стягивается, как резиновая, и начинает кричать злая вредная женщина. Она ругается, мне становится плохо, я хочу убежать, но не могу…Она всегда со мной…

В ее прошлом была такая тварь… Людочкин страх — это память о завуче, которая несправедливо исключила ее из училища. Сейчас у девушки инвалидность второй группы, жить без уколов уже не может. Объясняет с какой- то непроглядной безысходностью:

— Если началось лечение, то без этого уже не прожить… Без уколов я умру. Одна девочка убежала домой, а через три дня ее привезли при смерти. Странные здесь уколы. Каждые полгода за мной приезжает скорая и привозит сюда. Болит печень, а дозы с каждым разом повышаются… Кажется, вся кровь свернулась от лекарств….А самое главное, что эта болезнь — неизлечимая… Посмотри — видишь, Зину? Три года назад она была такая же, как я… Значит, скоро я стану такая, как она…

Зина, дятя джунглей, весело бегала, выписывала круги под пальмой.

— Не может быть, чтобы ты… как она… У тебя с головой все в порядке. Почему ты думаешь, что с тобой это случится?

— Мне прописаны такие же лекарства, как у нее.

… К ванне подошла Зина, подняла ногу, уперла в край… Вдруг — хлынуло! Текло, как из больной лошади, бесконечно много…долго… и отвратительно… Мой сонный желудок начал непроизвольно сокращаться, согнула пополам неукротимая рвота больным мерзким воздухом больницы, пропитанным кровью, потом, мочой, всеми заразами этого мира.

Мои тесты не прошли.

— Настроение явно подавленное, а по тестам — все хорошо! Слишком хорошо — это плохо! Ты хочешь казаться лучше. Пока не получится п р а в и л ь н о г о результата, будешь снова и снова отвечать на вопросы, — заявила психиатр. — И никаких "но"!

Она перехватила мой взгляд:

— Пока не сдашь всех анализов — не отпустим!

— ОНА думает, что ты врешь. — объяснила Поджигательница. — Кто умный — притворяется. Меня тоже подозревали. Я переписывала тесты несколько раз. Говорили, что я заранее подготовилась.

— Как можно было подготовиться?

— Те, кто прошел психолога — подсказывают правильные ответы.

— Мне никто не подсказывал.

— Поэтому ты будешь мноооого раз переписывать. Тебя подозревают, ты умная, ты могла подготовиться.

Это я — то подготовилась?

233…"МОЙ ГОЛОС В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ ОЧЕНЬ СИЛЬНО ИЗМЕНИЛСЯ…ДА?…НЕТ?…

Иногда по утрам, кажется, что голос изменился очень сильно, но когда прокашляюсь, вроде бы ничего. А как ответить, чтобы получился нужный врачу результат? При том условии, что достоверный ответ не совпадает с настроением, а настроение, хотя и соответствует обстановке, но противоположно ожиданию психиатра. Насчет голоса — не понятно, а вот мозги — точно "очень сильно изменились"…

Казалось, я схожу с ума…

— Господи-господи — господи…

Феня, молись за нас! По домам нам надо. По домам!

— Все равно отравлюсь… Потому что у меня такая болезнь…Не могу… Не буду жить. — говорит Ирочка, которой недавно исполнилось восемнадцать.

Врачи признали у нее шизофрению.

— Я уже два раза травилась… Все для меня кончено.

Ей делают шокотерапию. От инсулина каждый сустав перекручивается, пальцы сводит судорога, кожа отделяется от костей, лицо выворачивается. А не лечиться уже нельзя.

— Что — то у меня возле висков нашли по энцефаллограмме. Иногда все ломаю вокруг, посуду бью, однажды поломала табуретку.

У нее красивое кукольное лицо в обрамлении пепельных кудряшек, печальные глаза, в которых горит сухое невыплаканное горе. Обычно у миловидных девчонок — уйма поклонников. У этой — ни одного.

— Посмотри — у меня не слишком худые бедра? — спрашивает она под душем.