Ноэми Норд - Бедные звери шизария

Согласно теории Павлова, шизофрения — промежуточное состояние между сном и бодрствованием, состояние гипноза, когда сны снятся наяву, память путается с внешним восприятием, и на реальном фоне возникают вдруг "пришельцы", "привидения", или слышатся "голоса".

Вот что думают о своих глюках больные:

— Голоса — это очень страшно! Сразу прибежишь в больницу!

— Голоса — ниоткуда. У них нет направления. Они — внутри.

— Голос мне сказал: " Не подходи к матери"…

— Следующую связь с НЛО перенесли на понедельник…

(Вдруг вспомнилось ахматовское откровение: "…Мне голос был. Он звал утешно…" Да уж, великой Ахматовой точно бы вклеили здесь крутой диагноз, и по максимуму. "Голоса" — это неизлечимо.)

Причины шизофрении до сих пор неизвестны, хотя вирусно — прионная ее природа очевидна. Она, как рак и СПИД, затормаживается при облучении рентген — лучами, как рак на 70 % подчиняется наследственному фак-тору, и на 20 % — фактору среды. Это значит, что болезнь заразна. Заболевают не только родные дети больных, но и приемные, генетически неродные.

Насколько опасна эта болезнь? Говорят, из психушки ни один человек не выходит здоровым. А врачи? Всем известно, что врачи рано или поздно приобретают определенную патологию.

Но несмотря на очевидность, вирусная теория шизофрении не находит поддержки в клиниках страны, болезнь остается неизлечимой, диагностика спорной, а больных и здоровых держат на соседних койках и закалывают не одноразовыми шприцами.

При вскрытии у шизофреников обнаруживают атрофированные клетки мозга, поражение напоминает атрофию при коровьем бешенстве. Также поражаются и другие органы…Но до сих пор ученые не могут, а может не желают объяснить: из-за болезни произошли необратимые изменения в тканях, или из-за убийственных доз психотропных средств.

— Настя! Что ж ты воздух испортила? — оживилась Наркоманка при виде немолодой светлорусой женщины, сильно припадающей на левую ногу.

— Настя! Ай — яй — яй! Как не стыдно! Куда же ты, Настя, побежала? Понимаешь кое — что? Не забыла? Попрыгунья!

Пацанки недолюбливали эту спокойную молчаливую женщину, которая ни с кем никогда не общалась и не разговаривала.

— Настя — дурная петелинская легенда. Она прыгала из окна. Ее здесь хорошо знают. Она тогда была инженером, все понимала, хорошо говорила. Но после того, как выпрыгнула, переломала все кости, бежала на сло-манных ногах, ее долго ловили, привязали в наблюдательной, чем только не кололи, она перестала говорить, кости срослись неправильно, и она осталась хромой на всю жизнь. Так и загнется в психушке.

— Разве здесь можно выпрыгнуть?! Это же третий этаж!

— Все равно прыгают! Видишь вон ту, Светку, беленькую, с хвостиком? Тоже прыгала в прошлом году, потом полгода лежала в гипсе. Сейчас ее уже выписали, но родители не едут за ней из деревни. Уже три письма написала — не отвечают.

— А если совсем не приедут?

— Значит, навсегда здесь останется.

Возле наблюдательной — шум, крики и возня. Настя прорывается полежать, скинула халат, зарылась в чью-то постель, сама себя привязала.

— Дура! Что ж ты делаешь?! Уходи! Это не твое место! — начала ее выталкивать санитарка.

— Пусти-ы-ы! Нооогааа боолыт!

— Ну и хитра! Болеет! Не нравится целый день по коридору ходить, вот и пришла! Сама себя вяжет!

Как ее ни выталкивали, Настя не покинула отвоеванного места. Так они и спали вальтом на одной кровати с Хабибуллиной.

После этого случая стало понятно, почему девчонки недолюбливали эту несчастную женщину, бывшую непокорную Настю — Попрыгунью, которую когда — то никакие решетки не могли удержать в тюрьме. Она изменила себе, молодой и бесстрашной, превратилась в хромую уродливую старуху, которая сама себя привязывает к ненавистной койке… Предателей не любят.

Страшно заглянуть в прошлое, в тот день, когда Настю, обезумевшую от страха и боли, поймали, зацементировали в гипс и начали закалывать "сульфазином"… Потому и не срослись кости, что билась раненным зверем, выла, рвала ремни под шприцем, не могла примириться со постыдным унижением среди злорадного бормотанья: " Так тебе, попрыгунья! Запомнишь, как бегать! Близко к окну не подойдешь!"

Ее сломали. Вытравили память о свободе. Но безумное желание покинуть заточение ампутировали с изрядным куском разума.

Это сколько же надо потратить сульфазина, чтобы каждый нейрон мозга изменил полярность, и вместо желания убежать появилось желание привязать себя к месту пыток.

Светочка перестала заходить в столовую. Целыми днями стояла у окна, глядя куда — то вдаль. Иногда писала длинные письма…

Ленка сказала:

— Пишет письма и пишет. Не едут за ней родители. В прошлом году прыгнула в окно, бедро сломала, все равно не приехали.

— Сейчас простые письма не доходят, марки надо наклеивать. Может быть родители не получили ее писем?

Я подошла к Светочке, тихой неприметной девчонке:

— Ты почему не обедаешь?

— Так…

— Правда, что ты из окна прыгала?

— Да…

— Разве здесь можно выпрыгнуть?

— А в туалете никого не было…

На следующий день в отделении состоялась большая уборка. Мыли окна, стены и полы. Кто — то распахнул окно. Прохладный поток ласково тронул волосы. Я оглянулась и вдруг я увидела Светочку на окне.

Сначала не поняла, что она там делает, может быть, протирает стекла? Она открыла первую раму, потом — вторую…В душный коридор ворвался свежий ветер, всколыхнул листья пальмы…Светочка шагнула на кар-низ…Посмотрела вниз… И в этот момент до меня дошло! Я остолбенела, закричала:

— Не надо!

А в голове застучала мысль: "Не кричи, не пугай! На лунатиков нельзя кричать, упадет, разобьется!"

Светочка уже присела на корточки, чтобы удобнее спрыгнуть…наклонилась вниз…

И тут я схватила ее за халат, потянула, почувствовала худое воробьиное тело, прижала к себе…

Вдруг истошно завопила Малолетка:

— Ой!!! Ой!!! Крепче держи!!!

Но Светочка вдруг передумала прыгать, повернулась ко мне, соскочила с подоконника на пол. Я разжала деревянные пальцы и выпустила халат.

— А!!! Убийца!!! — подлетела взволнованная Зозуля, — Жалко я не видела! Вот бы врезала! У!!! Второй раз!!!

Подошла дежурная медсестра. В глазах лед:

— В наблюдательную!

Светочку увели.

— На "сульфазин" сейчас ее, блядь! — никак не могла успокоиться Зозуля, — Эх, жалко, блядь, сама не видела! Сразу бы убила! Убийца!!!

Я попробовала изменить наказание, заступилась за несчастную:

— Но она же не прыгнула! Сама вернулась! Она не думала прыгать!

Никто не слышал. Беглянку молча прикрутили к кровати.

— Ой, дура! После выписки! О-ой, блядь! Может быть завтра уже дома была бы! — все никак не могла успокоиться Зозуля. — Сейчас ее снова полгода колоть будут. Суль! Фа! Зи! Ном!