Артур Хейли - Аэропорт

Репортёр телевидения, красивый молодой человек с модной стрижкой, спросил:

— Мистер Фримантл, почему вы пришли сюда?

— Потому что этот аэропорт — разбойничий притон.

— Вы можете пояснить ваши слова?

— Разумеется. Жители Медоувуда регулярно подвергаются грабежу. У них крадут их покой, их право на уединение, их трудом заработанный отдых и, наконец, их сон. Их обкрадывают, отнимая у них радость досуга; обкрадывают, подрывая их физические и психические силы, их здоровье, а также здоровье и благополучие их детей. Все эти исконные права человека — права, гарантируемые нашей конституцией, — бесстыдно попираются управлением аэропорта имени Линкольна без всякой компенсации.

Репортёр осклабился, обнажив два ряда безупречных белых зубов.

— Это смелые слова, господин адвокат.

— А мы — я и мои клиенты — не побоимся и подраться.

— Это желание зародилось у вас после того, как здесь произошли какие-нибудь события?

— Вот именно, сэр. После того, как управление аэропорта продемонстрировало своё бездушное отношение к судьбе моих клиентов.

— Что же вы намерены предпринять?

— В суде — и, если потребуется, то в самой высокой судебной инстанции — мы будем добиваться закрытия некоторых взлётных полос, а на ночное время — и всего аэропорта. В Европе, где цивилизация достигла в этом отношении более высокого уровня, чем у нас, в парижском аэропорту, к примеру, введено запрещённое для полётов время. Если же мы не сможем этого добиться, то потребуем соответствующей компенсации в пользу домовладельцев, которым наносится тяжёлый ущерб.

— Насколько я понимаю, ваши действия в настоящий момент имеют целью получить общественную поддержку?

— Да, сэр.

— Вы полагаете, что общественность поддержит вас?

— В противном случае я предложу тем, кто с нами не согласен, провести сутки в Медоувуде, если, конечно, их барабанные перепонки и психика выдержат это испытание.

— Но в аэропортах безусловно выработана определённая система мероприятий для снижения шума, не так ли, господин адвокат?

— Надувательство, сэр! Шарлатанство! Обман общественного мнения! Управляющий этим аэропортом сам признался сегодня, что даже эти жалкие меры для так называемого снижения шума и то не соблюдаются.

И так дальше и всё в таком же духе.

Впоследствии Эллиот Фримантл задавал себе вопрос: не следовало ли, говоря о признании, сделанном Бейкерсфелдом, упомянуть — в соответствии с его заявлением — об особых погодных условиях, создавшихся сегодня вследствие бурана? Однако без этого упоминания его слова прозвучали сильнее, а если в них и была полуправда, то едва ли его станут притягивать за это к ответу. Так или иначе и в первом интервью, и во втором ему удалось произвести впечатление на своих слушателей. И камера несколько раз запечатлела взволнованные напряжённые лица присутствовавших при этом интервью медоувудцев. Эллиот Фримантл очень рассчитывал на то, что, увидя себя завтра на экранах своих телевизоров, они с благодарностью вспомнят того, чьими стараниями было достигнуто оказанное им столь большое внимание.

Он был немало удивлён числом жителей Медоувуда, последовавших за ним — словно за Дудочником из поэмы Браунинга — в аэропорт. На митинг в Медоувудской воскресной школе собралось, по самым грубым подсчётам, человек шестьсот. Фримантл полагал, что ввиду позднего часа и плохой погоды будет совсем неплохо, если до аэропорта доберётся хотя бы половина этих людей. Однако не только почти все присутствовавшие в школе пришли сюда, но кое-кто из них, должно быть, позвонил но телефону своим друзьям и соседям, и те присоединились к ним. А некоторые даже выразили желание, чтобы он представлял их интересы в суде, и попросили дать им бланки, которые он с немалым удовольствием тут же роздал. Заново произведя в уме кое-какие несложные подсчёты, Фримантл увидел, что его первоначальные надежды на сумму гонорара в двадцать пять тысяч долларов могут сбыться даже с лихвой.

Когда с телевизионными интервью было покончено, репортёр из «Трибюн» Томлинсон, успевший записать кое-что во время съёмок, спросил:

— Что вы думаете предпринять дальше, мистер Фримантл? Вы хотите провести здесь своего рода демонстрацию?

Фримантл покачал головой.

— К сожалению, свобода слова не в почёте у администрации аэропорта, и нам было отказано в элементарной просьбе — мы просили разрешения созвать здесь небольшой митинг. Тем не менее я намерен сказать несколько слов этим дамам и господам.

И Фримантл указал на заполнявших зал медоувудцев:

— Разве это не то же самое, что митинг?

— Нет, не то же самое.

Однако, думал про себя Эллиот Фримантл, и это неплохо, тем более что он твёрдо решил устроить публичную демонстрацию, если это ему удастся. Он намеревался выступить с яростными нападками на администрацию аэропорта в расчёте на то, что местная полиция прикажет ему заткнуться. Фримантл не собирался оказывать полиции сопротивление и попадать под арест. Вполне достаточно будет, если полиция прервёт его выступление — желательно в разгар красноречия — и тем самым сделает его в глазах медоувудцев этаким мучеником, борцом за правду, а заодно даст неплохую пищу завтрашним газетам. (Утренние газеты, вероятно, уже печатают интервью с ним о положении в Медоувуде, редакторы же вечерних выпусков будут благодарны за новые сообщения.)

А главное — медоувудские домовладельцы получали ещё одно подтверждение тому, что в его лице они приобрели умелого адвоката и энергичного вожака, который не зря будет получать свой гонорар. Можно предположить, что первые чеки начнут поступать уже послезавтра.

— Мы решили — надо открывать здесь митинг, — сказал ему Флойд Занетта, председатель митинга в Медоувуде.

Пока Фримантл давал интервью репортёру «Трибюн», кто-то из медоувудцев торопливо приладил портативную усилительную установку, привезённую из воскресной школы, и Фримантлу сунули в руки микрофон. Обращаясь к толпе, он начал вещать:

— Друзья мои, мы пришли сюда сегодня с конструктивными предложениями, настроенные на деловой разговор. Мы надеялись поделиться своими соображениями с управлением аэропорта, считая, что наши проблемы достаточно насущно важны и неотложны, чтобы привлечь к себе пристальное и сочувственное внимание. Отстаивая ваши интересы, я попытался настойчиво и твёрдо, однако в рамках практически осуществимого, изложить эти предложения. Я надеялся, что в результате такого собеседования получу возможность передать вам обещание, что ваше положение будет облегчено, или — на худой конец — хотя бы выражение сочувствия и понимания. С огорчением должен сообщить вам, что ваши представители рассчитывали на это напрасно. Мы встретили здесь только враждебность, оскорбления и бесстыдно циничное утверждение, что в ближайшем будущем шум, сотрясающий ваши жилища, должен ещё возрасти.