Артур Хейли - Аэропорт

— Да вылезай же! Вылезай, сукин ты сын!

— Мистер Патрони! — крикнул ему механик. — Машина больше не выдержит.

Внезапно у них над головой ожило радио. Послышался голос руководителя полётов:

— Патрони, говорит КДП. Мистер Бейкерсфелд передал: «Время истекло. Заглушите двигатели».

Глянув наружу, Патрони увидел, что снегоочистители и грейдеры пришли в движение. Он знал, что они не подойдут близко, пока на самолёте работают двигатели. Но он вспомнил предупреждение Мела: «Когда КДП скажет, .что время истекло, — никаких споров» .

Он подумал: «А кто спорит?»

Снова раздался настойчивый голос по радио:

— Патрони, вы меня слышите? Подтвердите приём.

— Мистер Патрони! — заорал молодой механик. — Вы слышали? Глушите двигатели!

Патрони крикнул в ответ:

— Ни черта не слышу, сынок. Слишком много шума.

Любой дошлый аварийщик знает, что в его распоряжении есть ещё минута, когда эти паникёры у себя там, наверху, говорят, что время истекло.

Ох, как ему нужна была сейчас сигара! И вдруг Патрони вспомнил: несколько часов назад Мел Бейкерсфелд поспорил с ним на коробку сигар, что он не сдвинет этот самолёт с места.

И он крикнул механику:

— Я проигрываю пари. Иду ва-банк. — И быстрым, решительным движением двинул вперёд рычаги до упора.

Звон и вибрация и прежде были устрашающими. А теперь они стали просто невыносимы. Самолёт трясло так, что казалось, он вот-вот развалится. Патрони снова изо всей силы качнул педали руля направления.

В кабине на приборной доске вспыхнули огни, предупреждающие о перегреве моторов. Впоследствии механик описал это так: «Огни замелькали, точно на игральном аппаратов Лас-Вегас».

— Температура выхлопного газа — триста семьдесят один градус. — В голосе молодого механика слышалась тревога.

По радио продолжали сыпаться приказы, в том числе и приказ поскорее убраться из самолёта. Патрони и сам чувствовал, что пора это сделать. Рука, лежавшая на рычагах, напряглась.

И вдруг машина качнулась. Сначала она только чуть-чуть сдвинулась с места, а потом со всё возрастающей скоростью рванулась вперёд к рулёжной дорожке. Молодой механик что-то крикнул предостерегающе. Патрони мгновенно оттянул назад все четыре рычага и скомандовал:

— Выпустить закрылки!

Оба видели, как от самолёта бросились врассыпную фигурки людей.

До рулёжной дорожки оставалось всего пятьдесят футов, а самолёт ещё катил вовсю. Если его не завернуть, он промчится по бетону и снова увязнет в снегу по другую сторону дорожки. Почувствовав под колёсами бетон, Патрони изо всех сил налёг на левый тормоз и двинул вперёд два правых рычага. Тормоз и рычаги сработали, и самолёт, описав крутую дугу, завернул влево. Патрони снова убрал оба рычага и налёг на все тормоза. «Боинг» ещё немного прокатился, замедлил бег и стал как вкопанный. Патрони осклабился: самолёт стоял как раз посредине рулёжной дорожки.

Взлётно-посадочная полоса три-ноль — в двухстах футах позади них — была свободна.

В машине Мела Бейкерсфелда раздался возглас Тани:

— Он сделал это! Сделал!

Мел, сидевший рядом с ней, уже связался по радио с пультом управления снежной командой и приказал убрать с поля снегоочистители и грейдеры.

А всего несколько секунд назад Мел в третий раз гневно потребовал, чтобы КДП велел Патрони немедленно выключить двигатели. Мелу ответили, что его требование передано, но Патрони не подчиняется. Мел до сих пор ещё не остыл и мог устроить большие неприятности Патрони, не подчинившемуся приказу управляющего и даже не подтвердившему его получение. В то же время Мел знал, что никакого разноса он не устроит: Патрони с честью вышел из тяжелейшего положения, а ни одному разумному человеку и в голову не придёт выносить порицание за успех. Знал Мел и то, что после сегодняшнего вечера в легенде о Патрони прибавится ещё одно звено.

Снегоочистители и грейдеры уже уходили с полосы три-ноль. Мел снова переключился на частоту КДП:

— Машина номер один вызывает наземного диспетчера. Самолёт, мешавший движению, убран с ВПП три-ноль. Машины тоже покидают полосу. Остаюсь для проведения инспекции.

Мел включил прожектор и направил его луч на поверхность взлётно-посадочной полосы. Таня и Томлинсон внимательно вглядывались в неё вместе с ним. Случалось, что после таких происшествий рабочие оставляли на полосе инструменты или материалы, что могло причинить серьёзный ущерб взлетающим или садящимся самолётам. Однако сейчас при свете прожектора не видно было ничего, кроме неровной поверхности, занесённой снегом.

Снегоочистители один за другим на ближайшем перекрёстке сворачивали с полосы. Мел нажал на газ и последовал за ними. За последние минуты и он, и Таня с Томлинсоном до того перенервничали, что сейчас были совсем без сил, хотя и понимали, что главная нервотрёпка ещё впереди. Когда его машина, в свою очередь, свернула влево, Мел радировал:

— ВПП три-ноль очищена и свободна для эксплуатации.

Самолёт, летевший рейсом два «Золотой Аргос», находился среди облаков в десяти милях от аэропорта на высоте полутора тысяч футов.

Энсон Хэррис, отдохнув немного, снова взялся за штурвал.

Аэропортовский диспетчер — голос его показался Вернону Димиресту смутно знакомым — последовательно менял им курс, слегка заворачивая самолёт по мере того, как они снижались.

Оба пилота понимали, что курс им прокладывает человек опытный и, следовательно, посадку на любую из двух полос можно будет осуществить без особого маневрирования. Решение о том, на какую полосу их будут сажать, могло поступить в любую минуту. И по мере того, как приближалась эта минута, напряжение у обоих пилотов росло.

Второй пилот Сай Джордан только что по приказу Димиреста вернулся в кабину, чтобы подсчитать приблизительный вес самолёта за вычетом израсходованного горючего. Теперь, выполнив всё, что требовалось от бортинженера, Джордан вернулся на своё место у запасного выхода в голове пассажирского салона.

Энсон Хэррис с помощью Димиреста уже разработал все детали посадки самолёта, учитывая, что заело стабилизатор.

Они как раз закончили приготовления, когда позади них появился доктор Компаньо.

— Хочу сообщить вам, что ваша стюардесса — мисс Мейген пока держится. Если нам удастся быстро доставить её в больницу, я почти убеждён, что она выкарабкается.

Димирест, чувствуя, что голос может выдать его волнение, промолчал. А Энсон Хэррис обернулся и сказал:

— Благодарю вас, доктор, нам осталось лететь всего несколько минут.

В обоих пассажирских салонах были приняты все меры предосторожности для посадки. Всех раненых, за исключением Гвен Мейген, пристегнули поясами к сиденьям. Два врача находились по бокам Гвен, чтобы поддержать её, если самолёт тряхнёт. Остальным пассажирам объяснили, как они должны вести себя в условиях предстоящей тяжёлой посадки, чреватой любыми неожиданностями.