Стефано Бенни - Девушка в тюрбане

Пораженная Констанца широко раскрыла большие прозрачные глаза, подняла негустые брови, несколько умалявшие выразительность ее взгляда, и от души расхохоталась, глядя на похудевшую фигуру мужа. Она смеялась так заразительно, что даже он повеселел.

Затем неожиданно, с ноткой раскаяния, она сказала:

— Вот видите, может, и неплохо, что я навестила вас.

Прогулка длилась недолго, красота природы, так восхитившая порывистую, жизнерадостную Констанцу, словно увядала по мере того, как супруги углублялись в сад. Тесно посаженные деревья не пропускали солнечного тепла, лучи солнца остывали, пробиваясь сквозь непроницаемую зеленую преграду, и молодая женщина продрогла, когда они вышли к студеному, брызжущему фонтану, — по крайней мере так показалось Констанце; обеспокоенная, она смущенно попросила мужа проводить ее домой.

— Отсюда вилла, по-моему, даже не видна, — заметила она недовольно, с легким вызовом.

— Чтобы увидеть, надо еще немного пройти в этом направлении, впрочем, не стоит труда, я убежден, что там никого нет.

— В самом деле?

— Да, я почти уверен. Там мертвая тишина, и кругом ни души.

— Послушайте, тогда подойдем ближе, посмотрим хотя бы, как выглядит вилла, в этом же нет ничего предосудительного. И потом, если, как вы уверяете, никто нас не увидит... Там, наверное, красиво, как во дворце архиепископа.

Маэстро узнал во взволнованном голосе жены наивное детское любопытство, щеки ее разрумянились, глаза заблестели при мысли о запрете, который так сладко нарушить.

Он с нежностью посмотрел на нее и сдался:

— Завтра попробуем, только вблизи вилла окружена высокой оградой, отсюда она не видна, но одолеть ее трудно.

— Неважно, что-нибудь придумаем, вам не впервой пытаться проникнуть куда не дозволено. — И она засмеялась полуигриво, полусерьезно, сощурив раскрытые от удовольствия глаза, и, не дожидаясь согласия мужа, решительно направилась к вилле.

— Констанца! — повелительно, с оттенком нервозности прозвучало у нее за спиной, она резко замедлила шаг, остановилась, не оборачиваясь, руки ее повисли вдоль мягких складок юбки. Констанца медленно повернула голову, как ребенок в ожидании незаслуженного наказания, на лице ее появилось изумленно-недоверчивое выражение. Она посмотрела ему прямо в глаза и не узнала — привычного, добродушного взгляда как не бывало. Глаза его странно вспыхнули, подбородок словно окаменел, казалось невероятным, что ее имя сорвалось с этих накрепко сомкнутых губ, не пропускающих даже дыхания.

Она медленно, настороженно подошла к нему и молча застыла в ожидании. Маска словно внезапно спала, лицо маэстро приобрело всегдашнее выражение затаенной грусти. И голос его снова звучал кротко:

— Я же сказал — завтра. Сейчас вы только что с дороги, неужели вам не ясно: это неуместно. Завтра выберем подходящее время, если уж вам так хочется. И наконец, — добавил он несколько раздраженно, — мы не вправе... Меня приняли с уважением, обеспечили полный покой, мне не надоедают. Полагаю, мой долг ответить тем же... — Он понял, что Констанца не слушает: она продолжала молча пристально смотреть на него, совершенно явно силясь угадать настоящую причину его суровости, и, когда ей показалось, что истина озарила ее, она, пораженная, сморщила лоб и резко, сердито перебила мужа:

— До чего же вы постарели! — выкрикнула она с жестокостью ребенка, который не взвешивает своих слов, и, воинственно расправив плечи, направилась к охотничьему домику.

Так Констанца раньше маэстро обнаружила истину, сделала она это интуитивно и не смогла бы обосновать свой вывод, подсказанный взрывом ярости в тот миг, когда она услышала досадный запрет. Партнер в игре потерян, прошлого не вернешь, так стоит ли доискиваться причин. Случившееся непоправимо, надо спасаться.

Маэстро на несколько шагов отстал от жены и поник, сраженный и повергнутый в отчаяние неумолимым смыслом ее слов. Итак, его недуг столь заметен, что Констанца нашла ему имя, страшное имя: он состарился, состарился прежде времени. Как это могло произойти, это же не поддается никакой логике? И тем не менее факт настолько очевиден, что жизнерадостная Констанца, так сказать, инстинктивно поняла все по его реакции, по единственному слову. Он ускорил шаг, и тотчас же перехватило дыхание. Жена, казалось, не замечала, что он старается догнать ее. Миновав купу деревьев, разгневанная и оскорбленная, она прошествовала по залитому солнцем двору, вошла в дом, поднялась по лестнице, и через несколько минут раздался ее сердитый голос, требовавший, чтобы лакей немедленно принес багаж.

Переступив порог залы первого этажа, маэстро уже понимал, что смутный страх, не оставлявший его все эти дни, имеет под собой основу. Он болен, сомнений нет, недуг подтачивает его изнутри, проявляясь неясными симптомами, и как с ним бороться — неизвестно. Он бессильно рухнул в кресло, хрипло, прерывисто дыша, судорожно попытался расстегнуть окоченевшими пальцами шелковый жилет. Этажом выше слышатся нервные шаги Констанцы, от кровати к шкафу и обратно, время от времени что-нибудь падает — в раздражении она роняет вещи.

Он хотел было позвать ее, но резкие слова жены еще звучали у него в ушах и вызывали острое чувство горечи, даже дыхание перехватывало. Вскоре шаги наверху затихли, и в доме воцарилась тишина.

Стоял полдень.

Ему захотелось темноты. Глаза устали, свет в комнате был невыносим.

По-кошачьи бесшумно вошел самый младший из лакеев и, даже не взглянув на кресло, краем глаза уловил нервный взмах руки маэстро, понял его желание, поспешил к окну и задернул портьеры — комната погрузилась во мрак.

Теперь маэстро затосковал по свету, зрачки его расширились в темноте, он по памяти воссоздавал очертания предметов, изо всех сил сопротивляясь надвигавшемуся сну, тяжелому и беспокойному. Прямо воочию увидел он девственную белизну листов будущей партитуры на пюпитре клавесина и мысленно заполнил их нотными строчками, теми самыми, которые никак не хотели складываться. На беду, ему не удавалось сосредоточиться ни на чем, кроме тягостной, удушливой волны внутри, она или отхлынет, или накроет его, он подался корпусом вперед, в надежде, что так будет легче дышать. Лицо его стало землисто-серым, он задыхался, судорожно, часто глотая воздух.

В зале послышались шаги, он вздрогнул от стыда и повернул голову на звуки голоса Констанцы, негромкие и мелодичные:

— Напрасно я приехала, у вас нет для меня времени. Во всяком случае, приятно видеть, что вы спокойны, что работается вам хорошо, от дела никто не отрывает, даже хозяева, — последняя фраза прозвучала резко и ядовито.

На мгновение она замолкла, выжидая, но, поскольку маэстро словно и не заметил едкой иронии, продолжила более мягко: