Станислав Говорухин - Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

— Я, пожалуй, тоже пойду.

Лиза вздрогнула, умоляюще посмотрела на подруг.

— Оставайтесь, Павел Иванович, — предложила Александра. — Куда вы на ночь глядя?

— Переночую в гостинице.

— Дак если не пустят? Гостиница у нас одна. Право, оставайтесь. Общежитие пустое — лето, мы спать к девчонкам уйдем… Ну?

Павел пожал плечами.

— Вахтерша, что ли? Она с виду только такая сердитая…

Павел подошел к окну, заглянул вниз.

— Можно и через окно, — угадала его мысль Александра. — Мы и сами так делаем, когда поздно возвращаемся. Или вам форма не позволяет?

Он засмеялся:

— Ладно… Раз вы мне сдали угол, позвольте вас куда-нибудь пригласить, скажем, в ресторан?..

— Пойдемте в парк, — предложила Лиза. — Мороженого поедим…

— Идите одни, — сказала Венера. — У нас с Шурой дела…

— Не будем расставаться, — потребовал Павел. — Тут я категорически настаиваю…

Между деревьями парка, нависшего над самой рекой, таилось много соблазнов. Высоко взмывали вверх качели, играл духовой оркестр на открытой веранде, за полотняными стенами цирка шапито ревел мотор, афиша у входа извещала: «Круг смелости. Лев на мотоцикле…»

Они выпили по стакану воды с сиропом, постояли в очереди за мороженым — Павел купил восемь порций, по паре на каждого.

— Не транжирьте на нас деньги, Павел Иванович, — хозяйственно заметила Александра. — У вас еще дорога впереди…

— Что это за деньги? — отмахнулся Павел.

— Дак ведь копейка рубль золотит. Сядем?

Они устроились на свободной скамейке. Лиза сказала:

— Ужас как люблю мороженое. Мы один раз с Тамаркой после стипендии двенадцать порций съели…

— Ну и жена вам попалась, Павел Иванович, — засмеялась Александра. — Не прокормите… Как в прорву…

— Я прошлым летом в Казани, — вспомнила Венера, — такое вкусное мороженое ела — называется «эскимо». На палочке и сверху шоколадом облито…

— Эскимос, наверное? — поправила Александра.

— Нет, эскимо. Хорошо помню — «о» на конце.

— Удумают же… Нет, девки, что ни говорите, а жизнь стала богаче, вот и карточки отменили… Жаль, тятя с мамой не дожили до этого дня, — загрустила Александра.

— У нее родители в тридцать третьем от голода умерли, — объяснила Лиза.

— А у нас в деревне, — сказала Венера, — один кузнец в лотерею автомобиль выиграл. «ЗИС-101». Он, конечно, деньгами взял. Двадцать семь тысяч. С ума сойти!..

Был вечер, но еще не стемнело. Снизу сквозь зелень деревьев пробивались отсветы реки, оттуда волнами наплывали свежесть и прохлада. Духовой оркестр грянул «Кукарачу». За их спинами у освещенного входа в летний театр толпились люди, стояла очередь у касс.

— Что же с практикой будет, девочки? — спросила Лиза.

— «Скорая помощь» просит десять человек, — сказала Венера. — На все лето. Заработок хороший…

— И практика замечательная, — обрадовалась Лиза.

— Что же тут замечательного? — рассердилась Александра. — Инфаркты, простуда… Колор, долор, рубор эт функциолеза… Неужели вы не понимаете, в какое время мы живем? Война случится, а мы только и умеем, что банки ставить. Я считаю, мы все должны проситься в больницу, в хирургическое отделение.

— Ой, я крови боюсь, — сказала Венера.

— Здрасьте! — Александра пристукнула ладонью по колену.

— Я смотрю, вы деятельно готовитесь к войне, — вставил Павел.

— А вы не готовитесь? — Александра повернулась к нему. Лиза тоже с интересом ждала его ответа.

— Я — другое. У меня профессия такая — быть готовым к ней. — Он посерьезнел. — А если начистоту, девочки, — война будет. Надо быть, не скоро — через два, через три года, но будет. Не дадут они нам жить спокойно. И смотреть, как мы строим коммунизм, не будут. Но сейчас у фашистов руки связаны… Товарищ Сталин знает, что делает. Никогда бы не пошел он на этот Пакт с Германией, если бы это не было выгодно стране. И с японцами бы договор не подписал… Все это не так просто. Тут, конечно, есть второй смысл. Надо выгадать время. Идет огромная перестройка армии, военной промышленности… Война должна быть выиграна малой кровью. Нашей, солдатской. Нельзя, чтобы она коснулась всего народа, вас, мои дорогие…

— Ага, — обиделась Александра. — Вы будете кровь проливать, а мы в тылу семечки лузгать…

— Правильно, Шура, — согласилась Лиза. — Когда распределение?

— Завтра. В 16.00…

— А пока, — Павел обнял Лизу за плечи, — надо жить. Жить и радоваться жизни…

Венера вдруг толкнула Лизу в бок. Она повернула голову — в дальнем конце аллеи показались трое парней. Александра поднялась.

— Давайте двигаться к выходу…

— Тут хорошо, — удивился Павел.

Они свернули в боковую аллею, прошли мимо театра. В это время около служебного входа остановилась черная «эмка». Из нее вышла Нина Васильевна в длинном вечернем платье. Она сразу узнала Павла.

— Уходите? — удивилась она. — Я-то думала, если не мой скромный талант, то хотя бы личное знакомство не позволит вам убежать с моего концерта…

— Вы? — Павел ошарашенно перевел взгляд с Нины Васильевны на огромную афишу, где было нарисовано то же смеющееся лицо. — Я не знал…

— А если бы знали? — Нина Васильевна хитро посмотрела на него.

— Разбился бы, но достал билеты…

— Какой самонадеянный молодой человек. Врете, не достали бы. Я — знаменитость. — Она засмеялась. — Это ваши друзья? Вас я уже видела, — сказала она Лизе. — У вас такое счастливое лицо. Можно уже поздравить или ошибаюсь?

— Можно, — сказал Павел.

На аллею выкатился толстенький запыхавшийся директор театра.

— Нина Васильевна, пора!

— Четыре места моим друзьям…

Директор свел на груди пухлые ладошки.

— Нина Васильевна!..

— Слышать ничего не хочу. Четыре самых лучших места! — Директор схватился за голову:

— Ладно, идемте… Ради бога, идемте!

Она вышла на сцену, глубоко поклонилась, спокойно, как должное, приняла цветы и, наклонив к ним голову, долго слушала аплодисменты, которыми зал приветствовал ее. Потом неожиданно сказала:

— Среди вас находится молодой пограничник — мой друг… — Еле заметно она улыбнулась Павлу, перевела взгляд в зал. — Вы не обидитесь, если эту песню я посвящу ему? Ему и его молодой жене, которой тоже предстоит нелегкое испытание — завтра ее муж уедет на границу, где сейчас неспокойная и сложная обстановка… — Все еще прижимая к груди цветы, она задумалась, вспомнив что-то, потом продолжала: — Я смотрю на него и думаю, нет, знаю — он, такие, как он, скорее погибнут, чем допустят врага на нашу священную землю…

Зал взорвался аплодисментами, Нина Васильевна спустилась со сцены, подала цветы растроганной, заплаканной Лизе, прижалась щекой к ее щеке.

Потом она пела «Катюшу»…

Ночью сквозь сон Лиза шептала ему: