Valery Frost - Заговор по душам. (Малоросский прованс.)

Александр продолжал стоять над матерью, сопя носом. Дипломатично молчал - знал, что за истерикой всегда наступает затишье и слезы украдкой.

Когда всхлипы прекратились, два жестких взгляда скрестились в неравном бою.

- Вы желаете, мама, навязать мне собственную судьбу... - не спросил, но привел довод Фальц-Фейн.

- Я хочу, чтобы ты был счастлив! Счастливее меня! Маргарита умна, красива, богата... Она влюблена!

- В себя, матушка, она влюблена в себя! Не понимаю! - Александр развернулся на каблуках, отошел к окну. Баронесса продолжала внимательно следить за передвижениями сына. - Я счастлив, мама, я совершенно счастлив. И если вы хотите для меня самого лучшего, почему не оставить меня счастливым с тем, что у меня есть сейчас?

Барон говорил вслух об одиночестве, но мысли его давно уже занимала одна особа, и в мечтах своих он проводил время отнюдь не с книжками или овцами...

К ужину вышли почти все отпрыски баронессы. По праву мужского старшинства, Александр приветствовал гостей на входе.

Блажковы прибыли в замок Фальц-Фейнов почему-то в закрытом экипаже.

Позволив лакею проявить прыть, Александр ждал, пока пыхтящий от недовольства Николай Иванович Блажков - многоуважаемый голова города - выберется из повозки, поможет сойти улыбающейся и не замечающей никого кроме баронессы Елизавете Николаевне. А затем, пожав ладонь главы семьи Блажковых, сам подал руку выходящей из транспортно средства дочери градоначальника. И вот теперь понял наличие столь неуместной в летней жаре крытой кареты.

Маргарита была убрана, как на прием к самому императору: платье цвета топленого молока крайне непонятного кроя и высокая прическа. В каскаде ниспадающих волос каждый локон занимал строго отведенное ему место и, казалось, лучше бы девушке вообще не двигаться с такой прической, а замереть на стуле перед живописцем и не шевелиться. Именно эта хрупкая красота заставила дочь настаивать на крытом экипаже. А уж приказать родителям для Марго - раз плюнуть.

Коварный план, сложившийся в мгновение ока в голове барона, был строго задвинут за чувство такта:

- Вы сегодня неописуемо... изобретательны, - произнес Александр, а сам снова вернулся мыслями к срочному поиску художника, чтобы избавиться от Маргариты на весь вечер, передав в цепкие руки служителя искусства.

На удивление, Блажкова-младшая не открыла рот, а лишь немного склонила голову и одарила благосклонным взглядом. Мол, комплимент неказистый, но приятный.

Стол накрыли в малой столовой. Как и большинство комнат в доме, зал был заполнен растениями: широколиственные пальмы, вьющиеся до потолка плющи, цветы экзотических окрасов.

- Никогда не смогу налюбоваться красотами вашего дома, Софья, - жена градоначальника переводила восхищенный взгляд от одной кадушки к другой, - и как они выживают в наших условиях - ума не приложу.

- Цветы, как дети, - ответствовала Софья Богдановна, - их любить надо. Знаете, недавно Фридрих привозил к нам очередного ботаника - светлейшего ума человек, так он рассказал, что проводимые исследования доказали, что у цветов тоже есть душа. И что они любят классические произведения.

Елизавета Николаевна прыснула со смеху.

- Вы зря смеетесь, Елизавета. Или вы думали, я им книжки читаю? - баронесса поддержала гостью в ее веселье, искренне улыбнулась. - Мы проводим музыкальные вечера в разных комнатах. И при случае стали следить, как реагируют растения на музыку. И вы знаете, Елизавета Николаевна, все-таки правы ученые. Есть у них душа, и музыку они любят.

- Ученые? - вновь захихикала гостья. - Или все же цветы?

Софья Богдановна оценила шутку новой улыбкой.

- А что Маргарита Николаевна сегодня так молчалива? Или у нее если ноги связаны, так и язык тоже?

- Ах, если бы! - Елизавета Николаевна всплеснула руками и закатила глаза. - Это новая французская мода... именно из-за нее нам пришлось брать закрытый экипаж. Ведь платье, на чертовы рога, светлое! Пылью в дороге могло припасть! - пыталась перекривлять собственную дочь женщина. - И ветер прическу новомодную мог растрепать. Три часа! Три часа, Софья, я терпела издевательства над ее головушкой. Дворцов понастраивала на голове - и косынкой не прикрыть, и корону не надеть. А платье! Матери наши нам животы корсетами затягивали, а эти - ноги в коленках стягивают. Да и цвет, Софья, цвет! Я понимаю, об чем мы тут с вами разговаривать будем. Но это ж не значит, что сразу под венец поведем ее!

И глянула на баронессу такими глазами, что сомнений не оставалось - именно под венец и сразу желала отправить родную дочь Блажкова Елизавета Николаевна.

Софья Богдановна же, вспомнив дневной разговор с сыном, тяжело вздохнула, но так ничего и не ответила.

Вниманием градоначальника с первых же шагов завладел Фридрих Фальц-Фейн, и увел гостя подальше от женской трескотни.

Александра оставили на растерзание Маргариты. Однако, порою молчание тяготит еще более бессмысленных разговоров. И, наверное, сегодня дочь головы городского совета решила взять барона измором. Памятуя о приличиях и кляня моральные устои, Фальц-Фейн заговорил первым.

- Слыхал я, что в Александровском парке с началом учебного семестра собираются открывать площадку для развлечения публики. Правда ль это?

Марго сдалась быстро:

- Парком, конечно, это назвать трудно. Я сколько ни говорила отцу, что туда даже днем порою опасно выйти, гимназистки, что посмелее, выходят на сторону парка. А остальные - сидят во дворе. И такой, я вам скажу, гвалт иногда устраивают... И да, на Александровском пустыре, - девушка выделила последнее слово, - собираются устраивать балаган. Особо много цыган там ходит. Не знаю, как дальше уроки учить. Как начнут песни свои горланить под окнами, так все институтки шеи себе сворачивают! Вместо учителя на улицу глядят.

- Ох, да, это же совсем скоро новые классы будут открывать. И как только здоровья у Елены Игнатьевны хватает. Столько лет уже и все на себе тянет...

- Варвара ей очень помогает. И папА. Где надо слово вставит, где надо, работников построит, - отмахнулась Маргарита, эгоистично принижая значимость заслуг самой директрисы. - Новые классы да новые учители. У нас, кстати, теперь новый учитель истории. И не кто-нибудь, а генеральская дочь! Епанчина! Говорят, генерал жениться решил на молодой и красивой, а мачеха невзлюбила падчерицу, наговорила ее отцу гадостей, тот и отправил дочь родную подальше от себя. А все потому, что Вера Николаевна во сто крат красивее новой жены оказалась, как говорят. Вот так вот... я бы своему отцу ни в жизни не позволила бы с собой так обращаться!

Простые на первый взгляд слова про нововведения в гимназии заставили сердце барона пуститься в бега. И он совсем не обратил внимания на подчеркнуто пренебрежительное отношение к родителям. Была бы Маргарита дочерью Софьи Богдановны, или хотя бы Софьи Игнатьевны - директрисы женской гимназии - ангелом порхала бы. И не позволила бы себе ни подобных изречений, ни столь вызывающих нарядов.