Любовь Рябикина - Ветеран

— Что случилось, дядь Вань?

Лесник быстро взглянул на него и опустил голову. Глухо пробормотал:

— Беда случилась, Алексей…

И замолчал, глядя в ступеньки. Парень поторопил, несколько раз взглянув на дверь в дом и все еще надеясь, что Марина появится:

— Да не тяни! С Маринкой что–то? Где она?

Попытался прорваться мимо старика в дом, но тот ухватил его за рукав:

— Не ходи. Заперлась Марина…

Лешка, уже догадываясь, побледнел и прошептал, делая шаг назад:

— Эти сволочи ее…

Красивое лицо парня исказилось от боли. Он неожиданно оттолкнул стрика и бросился в дом с криком:

— Марина!!! Марина!!!

Влетел в кухню. Заплаканная Валентина глядела на него от печки:

— Не надо, Лешенька. Поздно. Она не прежняя… — Не выдержав, снова заплакала: — Эти нелюди… Мою дочь…

Зубов гаркнул:

— Молчите! С ней ничего не случилось и для меня она самая чистая! Вы поняли? Где она?!?

Выглянувшая из своей комнаты Света, всхлипнула, указав рукой на соседнюю дверь:

— Там… Заперлась… Уже час тишина…

Алексей одним прыжком оказался у двери. Прислушался, но не услышал ничего. Отошел на шаг назад и ударил по двери ногой. Крючок не выдержал, с треском вылетев из косяка.

Маринка ничком лежала на кровати, зарывшись в подушку лицом. На мгновение оторвала голову от подушки, взглянув на него заплаканными глазами:

— Уйди! Уйди, Лешка! Я грязная теперь…

Он не послушался. Бросился на колени рядом с кроватью. Взявшись руками за ее голову, силой повернул лицом к себе. Глядя в опухшие глаза, тихо сказал:

— Ты самая чистая для меня. Я тебя люблю и ничто не сможет нас разлучить. Не реви…

Чуть привстав на полу, потянул к себе и девчонка отозвалась, обхватив его за шею:

— Лешенька, Лешенька… Они… Они…

Он целовал ее лицо, чувствуя соленые слезы на губах и не обращая внимания, а попросту не видя, застывших в дверях Митрича, Валентину и Светку. Сбивчиво шептал:

— Маринка, родная моя, я этих сук из–под земли достану! На клочья раздеру за тебя! Скажи, кто? Скажи…

Девчонка рыдала, не в силах говорить и лишь прижималась к нему все плотнее. Митрич не выдержал:

— Нет, Лешка! С ними не ты, а я разберусь…

Зубов вскинул голову, не отпуская Маринку от себя:

— Ты их знаешь, дядь Вань?

Старик кивнул, ссутулив плечи еще больше. Алексей встал и поднял Марину с постели на руки. Она обхватила его крепкую шею руками и уткнулась в плечо лицом, часто всхлипывая и хлюпая носом. Твердо глядя в глаза Валентине, Зубов сказал:

— В общем так, об этом никто узнать не должен, чтоб пакостей не распространяли. Маринка моя и только моя! Дядь Вань, теть Валь, я прошу у вас руки Марины. Через пару недель сватов пришлю, а летом поженимся. Со школой улажу, скажу тетке, что Марина пару клещей поймала. Она все же завуч и знает, что мы встречаемся…

Митрич кивнул, глядя в лицо парня:

— Лешка, может подумаешь?

Зубов покачал головой:

— Зачем? Я Марину с осени люблю. Ее беда — моя беда. А значит, вместе справляться станем… — Слегка подкинул девчонку на руках и когда она среагировала, спросил: — Так что, пойдешь за меня?

Маринка посмотрела ему в глаза и снова заплакала, торопливо кивнув несколько раз и утыкаясь в спасительное плечо. Она выплакивала обиду, унижение и страх на груди того, кто стал ей дорог в последнее время. Зубов облегченно вздохнул:

— Вот и ладно…

Не отпуская девушку с рук, присел вместе с ней на кровать. Митрич ухватив дочь и младшую внучку за руки, потянул их за собой. Вытащив из комнаты Маринки, прикрыл за собой дверь, шепотом сказав Валентине:

— Пусть поговорят. Ей легче станет…

Полозов не спал всю ночь, раздумывая над случившейся накануне трагедией. Думал и о Зубове, собиравшемся поквитаться с бандитами. Лешка не скрывал своих намерений уже во время следующего дежурства, через сутки, найти громилу с золотой фиксой, а потом вычислить и остальных. Старик понимал, что молодой парень будет обречен, едва выступит против банды, а это станет новой болью для Марины.

К утру Митрич принял решение. Встал и ушел, стараясь не скрипнуть ни одной половицей. На улице едва рассвело и никто его ухода не заметил. В кухне прихватил с собой немного еды и старую солдатскую фляжку. Забрал со стены старенький немецкий бинокль, который когда–то снял с шеи убитого фрица.

Выйдя в хлев, взнуздал сразу поднявшегося с соломы Ветерка. Старый Чубчик тоже встал и смотрел, как накидывают седло на его сына. Полозов вышел из хлева, ведя коня в поводу. Тихонько прикрыл вортницу. Оставив лошадь у крыльца, зашел в летнюю кухню. Прихватив с собой пару мешков и маленькую саперную лопатку, вышел на улицу. Забрался на коня и чуть дернул коленями по шершавым бокам…

Старый лесник ехал долго, удаляясь от кордона все дальше и дальше. Солнце уже взошло, когда он остановился у края глубокого оврага. Спешился, накинув повод лошади на торчавший дубовый сучок. Посмотрел вниз и вздохнул. Песчаный склон резко уходил вниз метра на три. Дальше тянулись кусты. В самом низу чуть проглядывало сквозь клочья тумана и кусты небольшое озерцо. Куковала вдали кукушка. Пели на разные голоса птицы. Лес покрылся легкой, пока еще мелкой, листвой и казался стоящим в дымке.

Митрич поймал себя на мысли, что впервые слышит кукование в этом году. Раньше он бы обрадовался и обязательно спросил:

— Кукушка–кукушка, сколько еще годков мне землицу топтать?

Он не верил в приметы и все равно спрашивал каждый год, услышав первую кукушку. На этот раз не спросил. Подняв голову, посмотрел на крону могучего дуба. Листочки еще только начали проклевываться и дерево казалось усеянным огромным количеством желто–коричнево–красных жуков. Прошептал, погладив шершавую бугристую кору ладонью:

— Что, старик, все шумишь? Еще мощнее стал, смотрю, а я вот дряхлею. Уж извини, что редко навещаю и сейчас к тебе пришел, чтоб забрать то, что оставил когда–то…

Вернулся к Ветерку. Забрал саперную лопатку, привязанную к луке седла. Подошел к подножию дуба и принялся копать…

Обратно Митрич возвращался другой дорогой. Ему ли, проработавшему всю жизнь лесником, не знать было своих мест. Он остановился на бугре возле того самого места перед гатью, где обнаружил следы колес. Посмотрел вниз. Этот бугор врезался в болото узким языком и тянулся в сторону шумевшего вдали березняка, плавно сходя на нет.

Дорога по гати была перед старым ветераном, как на ладони. Он знал, что настил выдерживает даже грузовые машины и бандиты об этом тоже наверняка разузнали. С вершинки бугра просматривалась большая часть болота с редкими чахлыми сосенками тут и там. Кустарнички голубики торчали на редких кочках клочками, но в основном укрыться на зеленом ковре оказалось негде. Ни назад, ни вперед никто не смог бы выбраться незамеченным. К тому же на самой гати машине было не развернуться.