Алексей Ловкачёв - Приключения бывшего мичмана

Итак, разрешите представиться.

Мое рождение в день 4‑го июня 1956 года символично, ибо пришлось на весьма примечательное время, наполненное отдельным сакральным смыслом — когда солнце, поднимаясь над землей, подходило к своему апогею. Даже время суток было апогейно светлым — между 12.00 и 13.00 часами дня. Ростом я вышел 52 см и весом 3,45 кг — вполне нормальный. Сумма этих данных многое объясняет и в моей незапятнанной ничем биографии, и в бескомпромиссном характере. Как и солнце, я никогда не отступал и не шел на сделки с совестью.

Место рождения тоже кое–что предопределило в моей судьбе. Действительно, на свет я появился в роддоме № 1 по улице Володарского, напротив известного пенитенциарного заведения Минска — следственного изолятора, называемом в народе «Володаркой», симпатичной архитектуры, сейчас здесь иногда россияне снимают фильмы. Ну кто снимает фильмы, а кто после своего рождения почти четверть века отслужил в органах внутренних дел.

В этом роддоме на свет появились многие минчане, в том числе моя младшая дочь. Между тем мама была прописана в деревне Малый Тростенец, Минского района, Минской области, поэтому в моей метрике записан именно этот адрес, который можно рассматривать как фиктивный. И это прекрасно, в смысле, что он фиктивный! Потому что во время Великой Отечественной войны в Малом Тростенце фашисты устроили концентрационный лагерь и теперь белорусам это место известно как не самое лучшее. Но вот эта аура на меня никак не легла, потому что я по этому адресу не жил.

В то время мама, Ловкачева Ольга Петровна (03.05.1925 г. р.), работала подавальщицей столовой № 2 в ОРС НОД‑1 станции Минск.

В период с сентябрь 1956 по апрель 1957 годов мама отдала меня в ясли, где я тут же заболел воспалением легких. Этот период для мамы оказался весьма трудным. Врачи думали, что я не выживу, если бы не мамин уход, то мне бы не повезло.

Подумать только, целый год, а именно с мая 1957 по май 1958, мама не работала, и вследствие этого была вынуждена сдать меня в детский дом, иначе, говорила она: «Я умерла бы с голоду, и ты бы тоже умер». Уход за мной был обеспечен в детдоме, а мама перевелась в столовую № 3 ОРС НОД‑1 станции Минск, где смогла прокормиться и выжить. Спасибо маме, что нашла в себе силы в очередной раз подарить мне жизнь. Когда мне исполнился год, я в том же детдоме научился ходить. Мамины воспоминания: «Я прихожу за тобой, а нянечка обрадовалась и говорит:

— Лешенька, смотри, кто к тебе пришел? — Ты ко мне и потопал».

В мае 1957‑го года я был крещен в православной Казанской церкви, которая находилась между улицей Московской и Домом правительства. Привокзальная церковь была бельмом в глазу для советских работников, и они постоянно звонили митрополиту Гурию, чтобы во дворе не было лишних людей, требовали ее закрыть, чего, в конце концов, добились. Будущего октябренка–пионера–комсомольца–коммуниста, как положено, крестили комсомолка Клавдия Михайловна Могилева (добрейшей души человек, живет в Москве) и коммунист Леонид Георгиевич Труфанов (хохмач и юморист, проживал в Минске). Крестные родители немало рисковали, ведь попадись они на глаза заправским атеистам, их бы по головке не погладили, тогда с этим строго было. Тетя Клава всегда с нежностью вспоминает, как держала меня и свечку, а я «хулиган» — дал струю вверх. Крестины отметили, мама накрыла скромный стол, пили самогоночку, и хозяин квартиры, где мы жили, играл на гармошке. Когда миновал первый круглый юбилей, я как воинствующий атеист выбросил крестик в мусорное ведро. Дурак дураком был!

Большая радость — в декабре 1960 года, перед самым Новым годом, мама получила квартиру. История по тем временам обыкновенная. Мама, приехавшая в столицу из деревни, первое время скиталась по чужим углам. С последнего места жительства она вынуждена была съехать под давлением обстоятельств. К хозяйке приехал сын вместе с молодой женой и решил поселиться в комнате, где жили мы с мамой. Хозяйка, отчаявшись ждать, пока мы получим квартиру и съедем восвояси, попросила нас покинуть дом. Добрая подружка по работе приютила маму, там и приснилась ей новая квартира. На следующий день в столовой № 3 ОРС НОД‑1 станции Минск, где мама работала резчицей хлеба, но числилась старшей официанткой, заведующий Павел Никифорович, радостно воскликнул:

— Оля! Бери Яшу и езжай домой!

Вдвойне приятно услышать благую весть от доброго человека. В столовую Яша на подводе доставлял продукты, а в этот раз перевез нас с мамой в белокирпичный дом по улице Лермонтова, в однокомнатную квартиру. Новоселы приезжали заселяться на грузовых машинах с небогатой мебелью и скромным имуществом. Мама так же привезла нехитрые пожитки, вместо кухонного стола — тумбу, а еще кровать с матрасом, набитым сеном или соломой, что отдала ей подруга. Мама рассказывала, что на кровать положила доски и матрас, «было очень мягко». По случаю новоселья в училище железнодорожников, где мама работала в столовой, мастер производственного обучения для меня изготовил деревянную скамеечку. А позже тетя Надя, жена моего крестного дяди Лени, передала детский столик, который разместили у окна и рядом приставили скамеечку, так у меня появился свой уголок. На столе я собственноручно сложил детские книжки в две стопки. Помню, был очень рад, а мама прямо светилась от счастья — закончилось отирание чужих стен. Не ошибусь, если скажу, что это было первой значительной радостью, запомнившейся мне в детстве.

Жильцы в доме оказались хорошими. Мама подружилась со многими соседями подъезда и со всеми на лестничной площадке, особенно с тетей Лидой Климович из 45‑й квартиры напротив, которая жила с мужем дядей Жорой, у них было трое детей и все пацаны.

Дядя Жора — высокий и крепкий, жилистый мужик. Как–то видел одну семейную фотографию, на которой он запечатлен в составе футбольной команды, одетый в длинные, что ниже колен, трусы, темную майку, в перчатках и в кепке. В молодости он был вратарем футбольной команды и оставался заядлым болельщиком минского «Динамо». Дядя Жора не был «летуном», поэтому долго работал грузчиком на товарной железнодорожной станции. К сожалению, окружающий контингент не мог оказать на него иного влияния, кроме плохого, и наш сосед с работы почти всегда приходил выпившим, трезвым я его видел редко. При этом моя мама восхищалась удивительной способностью соседа. Он мог прийти на сильном подпитии и вывалявшимся в снегу, однако в его карманах тетя Лида обнаруживала ровно десять куриных яиц, которые им выдавал старший, и ни одно не было разбитым или раздавленным. Видимо, на развитие этой удивительной способности дяди Жоры повлияло его занятие спортом в молодости.