Леонид Гиршович - Арена XX

Гала-спектакль, который дал артист жизни, длился от силы минут двадцать. В условленный час в условленном месте голова и туловище воссоединились. Это произошло у ворот Центрального кладбища, куда они подъехали одновременно с разных сторон. Н-да… цветы, покрывавшие капот и верх, облетели.

Из состоявшегося собеседования:

«– Вы не объясните, почему вы это сделали?

– По двум причинам. (Поет по-русски.) “Если хочешь, любую из них выбирай”. Не хотел бы я дожить до того дня, когда русские оперы в Германии будут исполняться на языке оригинала.

– Господин Берг, я попросил бы вас назвать эти две причины. Вы производите впечатление человека, способного отдавать себе отчет в своих поступках.

– Я бы обиделся, если бы меня сочли сумасшедшим.

– Какие же две причины?

– Рожденный летать не может на кладбище ползти. Пегасу пристала стремительность.

– Вы назвали первую причину. А вторая?

– Это вопрос интерпретации. Актер интерпретирует роль, режиссер интерпретирует пьесу, я интерпретирую жизнь, вы, господин доктор, интерпретируете мои поступки. Хорошо, я вам подскажу. Помните, как поступил Ахилл с телом Гектора? Проколол ему сухожилия на ногах, вдел ремень и привязал к колеснице. Затем пустил коней вскачь. Он бесчестил тело убийцы Патрокла. Голова Гектора билась о землю, кудри почернели. Но Ахилл не любил Патрокла, для этого он был слишком тщеславен. А то бы не уступил льстивым мольбам и бросил бы труп Гектора на растерзание псам. Подумаешь, слезы отца.

– Вы были бы готовы отдать тело Манфреда фон Шписса на растерзание диким зверям?

– Накормить им льва в зоопарке? Мне это безразлично. Я скормил его своей ярости на глазах у тысяч людей».

Медицинское освидетельствование признало Берга вменяемым, даже о временном помутнении рассудка не могло быть речи. Но его выходка не подпадала ни под одну из статей действующего уложения о наказаниях. Ни уголовное право, ни гражданское право, ни общественное право, ни частное право – какие уж там еще есть – нарушены не были. Попытки присвоения чужой собственности не было. «Мудроу» материальный ущерб не причинен. О нанесении каких-либо телесных повреждений (в смысле телу Манфреда фон Шписса) говорить затруднительно. Неясно, был ли нарушен – цитируем – «регламент движения уличных поездов, омнибусов, грузовых, легковых, других колесных транспортных средств, включая мотоциклы, педально-ножные велосипед и инвалидную коляску, повозки, приводимые в движение живой тягой, в том числе посредством использования мускульной силы одного и более лиц…» Быстрота передвижения злом не считалась. Наоборот. Автомобили для того и существуют, чтобы быстро ездить – сигары для того и существуют, чтобы их курить. Мир был устроен просто. Колеса должны крутиться, сигары должны куриться, женщины должны упираться, мужчины должны их домогаться, дети должны рождаться, солдаты должны сражаться. Это было время двоесветия («дневного – и от лампады на блюдце»), когда официальная отмена «благонамеренности» не отменяла официального вывешивания по праздникам второго флага, на котором «черно-красное освящено белым».

В действиях Берга не нашли состава преступления. Был бы он на государственной службе – подвергся бы дисциплинарному суду с последующим отчислением из рядов доблестного германского чиновничества. А так получил банальный расчет. И шестеро товарищей по чужому несчастью – Готтов, Кошник, Сарториус, Краузе, Оболенский, Божич – только качали головами: да, в тихом омуте…

Промысел ночного таксиста превратился в основное занятие. Меньше времени оставалось для общения с музой. И хорошо. Безудержное обладание ею изнурительно, гениальным творцам не позавидуешь. К тому же жизнетворчество представляет собой общественную опасность.

Берг повторно свел знакомство с полицией, когда та занялась поисками такси, которое телефонный аноним видел ночью в Грюневальде. Во все времена методы сыска обусловлены его задачами и, следовательно, неизменны. Круг профессионального общения у сыщиков типологически ограничен, незнакомая мишень – редкость. Еще большая редкость – «незнакомая мишень» со второй попытки. «Проверьте, фрейлейн Штрумпф [13], в нашей картотеке… Что? Снова он? Тот самый, который отличился на похоронах? Гм…»

Все тот же «он».

Выписывавшего «шайну» Берга вдруг попросили в диспетчерскую.

– Господин Берг? Инспектор Носке, комиссия по расследованию убийств и других особо тяжких преступлений.

В допенициллиновую эру люди одевались теплей и строго по сезону. И вообще строже соблюдались внешние приличия. На инспекторе Носке толстое пальто, под самой грудью перехвачено поясом, концы завязаны узлом, пряжка небрежно висит – как у Пола Хенрайда в фильме, где он играет фальшивомонетчика.

– Рад познакомиться, господин инспектор.

«Реакция положительная, – думает инспектор. – В пособиях по судебной психологии такая определяется как “вызывающее поведение”. Правда, у русских лица другие, и кураж у них в натуре».

– Обыкновенно люди пугаются, когда их допрашивают в связи с убийством. А вас это не пугает, господин Берг? Ну хорошо…

Полиция может работать быстро, но плохо. Может работать с равным успехом медленно. Полиция может все. Кроме одного: найти тело Вилли Брудергерца. Уже летняя одежда уступила место демисезонной, а комиссия по расследованию убийств и других особо тяжких преступлений только сейчас вышла на Берга. Так заблудившийся ягодник выходит осенью из лесу, стучится в избу: «Вас не пугает мой вид? Я заблудился в лесу».

Была проделана кропотливейшая работа: составлен список всех работавших в ту ночь таксистов.

– Имя Брудергерц вам что-нибудь говорит?

– Само собой разумеется. «Людоеды среди нас: Гельмут, где брат твой Вилли?» Но потом Гельмута отпустили.

– Вы возите по ночам, как и многие отставные русские…

– Это вы замечательно сказали, господин инспектор: «отставные русские».

– А кто вы? России больше нет. В каком вы подданстве?

– Ключи от сгоревшего дома не перестают быть ключами.

– Не умничайте, Берг. Ваше такси стояло в лесу без света. Нам все известно.

– От меня. Это я звонил.

Наступило молчание.

Тихо:

– Зачем вы это сделали?

(Голос в трубке и правда говорил с тупорылым славянским акцентом, предположительно с русским. Смотри материалы следствия. Столько времени потеряно, столько сил впустую.)

В ярости:

– Вы направили следствие по ложному следу!

– Я хотел довести до сведения полиции…

– Что вы хотели довести до сведения полиции? Что вы… зачем-то ночью торчали в лесу?

– Я хотел, господин инспектор, чтобы вы, как сейчас, могли сказать: нам все известно. Избыточного знания не бывает. Сведения, которые сегодня представляются ненужными, завтра могут оказаться бесценными. Никто не знает, что будет завтра. Сегодня во всех оперных театрах Германии итальянская опера исполняется по-немецки. Вы можете поручиться, что когда-нибудь, и скоро, может быть, их не будут петь на языке оригинала? «Когда-нибудь и скоро, может быть, тебе все это царство достанется».