Джон Марквэнд - Г. М. Пулэм, эсквайр

— Мама, ты любишь меня сильнее, чем Мери?

— Что ты, дорогой! Вы оба мои дорогие детки, и обоих вас я люблю одинаково. И сколько бы детей у меня ни было, я всех буду любить одинаково.

— Мама, а вы с папой удивились, когда я родился?

— Нет, дорогой. Мы знали, что ты родишься.

— Как же вы знали?

— Ну… по некоторым признакам.

— А вы обрадовались, когда я родился? Что вы с папой прежде всего сделали, когда я родился?

— Прежде всего? Дай-ка собраться с мыслями. Мне кажется, мы первым делом послали Хью на почту и отправили телеграмму с просьбой зачислить тебя в школу святого Суизина.

— Для чего?

— Чтобы заранее обеспечить тебе место. Некоторым мальчикам трудно попасть в эту школу.

— Отец тоже там учился?

— Нет, дорогой. Видишь ли, твой отец родом из Мэтуена, а я родом из Хайнгэма.

— Но почему же дедушка не послал его туда?

Мать вздохнула и капнула несколько капель одеколона на носовой платок.

— Я думаю, что твой дед в то время просто не отдавал себе отчета, насколько это важно. Видишь ли, Мэтуен далеко от Бостона, а твой отец приехал в Бостон уже взрослым, чтобы поступить в Гарвардский университет. Мы с отцом хотим, чтобы ты был счастливее его, хотя в Гарварде твоего отца многие любили, потому что он был очень сильным.

— А почему дедушка жил в Мэтуене?

— Почему? Он там работал. Он кое-что делал в Мэтуене.

— А что он делал?

Мать снова накапала одеколона на платок.

— Дедушка Пулэм делал в Мэтуене крючки и петли для дамских платьев, но нет ничего зазорного для тебя в том, что он изготовлял такие полезные вещи. Он разбогател, и в память о нем твоя бабушка пожертвовала унитарной церкви большой витраж из цветного стекла.

Я стал у шезлонга, и мать крепко обняла меня и некоторое время прижимала к своей груди. Ее щека, касавшаяся моей, была белой и нежной. Даже много лет спустя, когда мать уже состарилась, кожа у нее оставалась по-прежнему белой и красивой.

— Гарри, дорогой, мы хотим, чтобы ты всегда был счастливым — сначала счастливым маленьким мальчиком, а потом счастливым взрослым человеком. Ты должен всегда говорить маме, если чувствуешь себя несчастным, и делиться с мамой всеми своими мыслями, потому что мама хочет знать, чем ты живешь. Ты счастлив сейчас, ведь правда?

Мне хочется думать, что мое поколение более благоразумно, что мы не воспитываем из своих детей снобов и не так щепетильны в вопросах родословной. Вот я, например, всегда люблю выслушивать свежие мысли. Биль Кинг, в частности, выходец из Нью-Джерси, до поступления в Гарвардский университет учился в какой-то никому не известной школе, не имел никаких связей, но я все же утверждаю, что он был самым блестящим студентом нашего курса. Иногда мне даже кажется, что я не стал бы возражать, если бы моего сына Джорджа не избрали членом Гарвардского клуба.

Мне припоминается разговор с Джеком Парселлом — он состоялся в далекие дни нашего детства и никак не мог бы состояться сейчас. Наши родители обычно с большой охотой отпускали нас поиграть с Джеком и Джой Парселл. Мы с Джеком мастерили пауков из кусков пробки, приделывая к ним ноги из шпилек миссис Парселл. Необходимые для этого познания мы почерпнули в «Настольной книге американского мальчика». С ее же помощью мы научились и многим другим хорошим вещам, вроде того, как ловить, кормить и выращивать полевых мышей.

Мы мастерили пауков, когда зашел разговор о наших родителях.

— А твой отец ничего особенного собой не представляет, — заявил Джек.

— Да? Тысяча чертей!..

— Он просто проходимец, — развивал свою мысль Джек.

— Кто тебе сказал?

— Мама. Вчера вечером. Она сказала, что твои отец с матерью — богатые выскочки и авантюристы.

— Тысяча чертей и одна ведьма!.. — презрительно повторил я, хотя Джек Парселл мне всегда нравился. Он и сейчас один из моих лучших друзей, и года два назад вместе с женой приглашал меня и Кэй на обед к себе в «Магнолию».

Три года назад я начал читать «Воспитание Генри Адамса» [9] «Воспитание Генри Адамса» — автобиографическое произведение известного американского ученого и критика Г. Б. Адамса (1838–1918), опубликованное в 1906 г. и отмеченное литературной премией 1919 г. . Вообще-то говоря, я взялся за эту книгу еще в то время, когда приобрел специальную лампу, свет которой не мешал Кэй спать. У меня возникла идея читать каждый вечер перед сном хотя бы четверть часа какую-нибудь хорошую книгу, поскольку днем почти никогда не хватало на это времени. Но тут я встретил неожиданную помеху: у Кэй появилась привычка лежа в постели окликать меня, причем обычно как раз в тот момент, когда я ломал голову над какой-нибудь особенно трудной фразой. Ну, а если не звала Кэй, то меня начинало неудержимо тянуть ко сну, я внезапно ловил себя на мысли, что ничего не воспринимаю и не могу сказать, о чем говорилось на предыдущих страницах; после этого мне оставалось лишь вновь вернуться к прочитанному.

Меньше всего я намереваюсь сравнивать себя с Генри Адамсом или с кем-нибудь из членов его семьи — по-прежнему самой блестящей во всей Америке. Мистер Адамс в избытке обеспечил меня пищей для размышлений, хотя, по правде говоря, мне не нравится его цинизм. Относясь к нему с должным уважением, я все же считаю, что жизнь надо принимать с улыбкой, смотреть вверх, а не вниз, вперед, а не назад, и хотя сам-то я сейчас как раз и смотрю назад, но это только для того, чтобы тем увереннее взглянуть вперед. Как бы то ни было, больше всего меня поразило в книге, как медленно менялся мир в те годы, когда жил мистер Адамс, — он родился, успел состариться и умереть, а люди все так же ездили только на лошадях, и канализация по-прежнему была роскошью. Я же за годы своей жизни, хотя прожил не так уж много, оказался совсем в ином мире. Вот о чем размышлял я однажды вечером, отложив «Генри Адамса» и выключив свет.

— Гарри! — окликнула меня Кэй. — Ты не спишь?

— Запрягите лошадь… — пробормотал я, представляя себе наш первый автомобиль «уинтон» [10] «Уинтон» — один из первых американских автомобилей (1898) в виде легкого двухместного экипажа с расположенным позади двигателем. фирмы «Роше-Шнейдер», с верхом в виде балдахина, украшенного кисточками.

«Запрягите лучше лошадь! — кричали мальчишки, когда мы с отцом проезжали на этой машине через деревню Бруклин. — Запрягите лучше лошадь!»

— Гарри, — снова обратилась ко мне Кэй. — Да ты, кажется, разговариваешь во сне?

— Вовсе нет. Чего тебе, Кэй?

— Ты не забыл установить термостат?

— Нет, не забыл.

— Пожалуй, стоило бы приобрести термостат с электрическими часами, тогда бы мы избавились от лишних хлопот. Кстати, я больше не вижу необходимости держать уборщика — золы-то ведь все равно нет.