Михаэль Эбмайер - Холодные ключи

День выдался дождливый и душный. Фрау Карпова настояла на том, чтобы её муж сам отвёз гостя в деревню Подъяково, хоть туда и ходил автобус. В четыре к гостинице подкатил чёрный БМВ, и они уселись сзади, вместе с Соней и Артёмом. Герр Карпов оказался широкоплечим мужчиной в дорогой рубашке. Пожав Блейелю руку, он сказал «здравствуйте» и потом всю дорогу не проронил ни слова. Артём тоже молчал, и только Соня, когда выехали за город и потянулись бескрайние ячменные поля, прерываемые полосами блеклых тополей, затянула себе под нос какую–то мелодию, чужестранную, тоскливую. Ему показалось, что это — самое необычное из всего, что он до сих пор пережил в Сибири, и незаметно вслушивался. Только теперь плохое настроение улетучилось. Он попросил Артёма спросить у сестры, что это за песня. Она рассмеялась и ответила, что сама не знает.

Перед дачей — приземистым строением из красного кирпича, в клумбах несли караул две скульптуры из каталога «Шнайдер». Седовласый мужчина с биноклем, по имени, как знал Блейель, Герхард зоркое око, и садовница Лизхен — округлый задний фасад наклонившейся женщины в голубом платье в горошек и старомодных панталонах. Сорванца с рогаткой, долженствовавшего увенчать сие собрание, ещё ожидали, сообщили гостю, и какая всё–таки жалость, что в каталоге Фенглера нет таких забавных безделушек. «Одни тряпки, вечно только тряпки, какая скучища», — улыбнулся он. И пособолезновал безвременной кончине от какой–то болезни двух фазанов. Птичий грипп, подумал он, но, конечно же, благоразумно промолчал; к тому же против такого предположения говорил тот факт, что декоративные курочки были ещё живы. У пруда с рыбками стоял пятилетний Людовик, белокурый, с округлым лицом, он нехотя протянул гостю руку. Хозяйка в свободном белоснежном льняном костюме потрепала его по голове и жестом пригласила взрослых в дом. По настоянию Артёма Блейель взглянул на соседние дачи. По размеру дома не уступали карповскому, но скромнее, не кирпичные, а деревянные, некоторые с голубыми ставнями, и в садиках не было птиц, рыб и статуй, зато росла капуста и картошка.

— Вот и выходные, — объявил герр Карпов (Блейель испугался, услышав, что он говорит) и предложил гостям на выбор пиво, «Сибирская корона» или «Пауланер». С бокалами в руках они пошли за фрау Карповой, осматривая дом. Большая комната, где они находились, объединена с кухней, широкий дубовый стол, мягкая мебель в нервозную клеточку и полдюжины равномерно распределённых абажуров с яркими вышивками. Спальня, небольшая комнатка для гостей, и наверху — царство Людовика. Ах да, ещё туалет со смывом, что в здешних краях вполне можно считать достижением. И отдельно — баня, сегодня вечером её затопят, дрова уже в печи. Но это — область её мужа, а прочее, то бишь оформление, обстановка и домашний уют, внутри и снаружи, это всё её стараниями. При этих словах она закрыла дверцу тёмного шкафа, скрывавшего в себе телевизор. В дверь постучали — приехали Наталья и Люба, со свежесобранным, сочившимся влагой букетом полевых цветов.

В честь гостя на столе возникла банка икры. Дальше — больше, робкого вида девушка подала солянку и пирожки с мясом, огурцы и помидоры с соседского участка. Блейеля попросили рассказать о работе, и он сам себя замучил до смерти, пока бубнил о различных областях логистики. Но фрау Карпова и Наталья дотошно расспрашивали его дальше, даже тогда, когда он принялся в деталях освещать проблемы со службами доставки и таможенными процедурами в некоторых странах.

— А много что производится в Китае? — спросила Соня, отгибая подол футболки и глядя на этикетку.

— Из наших собственных марок — нет, немного. Может, парочка.

— Она спросила, — ухмыльнулся Артём, — потому что это просто смешно, что вот такая майка сначала едет оттуда восемь тысяч километров до Штутгарта и потом семь тысяч обратно. Кстати, у нас в городе есть китайский рынок. Но там продаётся всякое барахло.

— Ну, вообще–то логистика всегда руководствуется математическим расчётом расходов и выгоды.

— Ну да, и выгода состоит в том, что за дорогу в пятнадцать тысяч километров платит наш клиент.

Это насмешливо фыркнула Соня; Артём переводил без продыху, в сногсшибательном темпе, и добавил от себя: «прошу извинить дерзкий тон моей сестрицы».

Но Блейель вовсе не считал, что было за что извиняться. Наоборот, ему нравилось, что с ним особо не чикаются. Так было легче расслабиться, почувствовать себя в своей тарелке, забыть, что он здесь не по своей воле. Теперь ему почти казалось, что он в обычной командировке, в привычной обстановке, когда уютненько переходили от деловой части встречи к неофициальной. Он улыбался насмешнице Соне, пока Галина Карпова пылко распространялась о том, как всё–таки замечательно, что мода Фенглера добралась и до Сибири, и как все присутствующие от этого счастливы. Потом она, должно быть, резко сменила тему — вдруг затрясла рукой над блюдом с пирожками и осеклась, несколько раз вопросительно повторив «Матвей…»?

— Как величать вашего батюшку? — шепнул Артём.

— Его звали Карл.

— Галина, дорогого гостя зовут Матвей Карлович.

— Матвей Карлович, — удовлетворённо повторила фрау Карпова, и Артём закончил, — вы непременно должны съесть несколько пирожков.

Аппетит покинул Блейеля, но он посчитал, что один–два пирожка осилить сможет. Неожиданно Людовик, на стуле которого висел автомат Калашникова в натуральную величину, раскричался. Блейелю показалось, что он, сдавленно хохоча, скандировал одну и ту же фразу. После седьмого или восьмого раза, поскольку увещевания ничего не принесли, мать вскочила, ударила ладонью об стол, так что звякнули тарелки, и, рявкнув, отослала его в постель. Люба, не проронившая всё это время ни слова, при первом же вопле Людовика моментально сжалась, прикрыла рот ладошкой и пискнула. Артём и его сестра явно сдерживали смех, Наталья с неподвижным лицом уставилась в пол. Герр Карпов встал и открыл буфет.

— План Путина — победа России, — тихо пояснил Артём, взяв себя в руки. — Фраза, которую мы немножко чересчур часто слышим в последнее время.

— А-а. — Блейель был рад, что более пространного комментария не требуется, и сунул в рот последний кусочек пирожка. Жуя и глотая, он собрался с силами и сосредоточился, — фкусна. Атлична.

Наталья и Люба зааплодировали, Галина Карпова заулыбалась: «Спасиииба!» — и схватила гостя за руки, а Артём похвалил:

— Великолепное произношение. И невероятное дипломатическое чутьё. Моё почтение, Матвей Карлович!

Герр Карпов принёс бутылку водки и, не останавливаясь, налил семь стопок. Блейель не успел отказаться и покорился судьбе. Чокнувшись, Наталья извиняющимся тоном что–то произнесла и, обратившись к Блейелю, отважно сказала по–немецки: