Михаэль Эбмайер - Холодные ключи

— Фрау Карпова… Галина… Я зашёл попрощаться. В среду я не смог… и ещё раз от всего сердца поблагодарить за вашу… за твою щедрость. И за гостеприимство.

Глазами он поискал Наталью, но не нашёл.

— Эти лилии, — заверила Галин Карпова, — самые прекрасные цветы из всех, что ей когда–либо дарили.

— Ах, — мурлыкнул Блейель, — а эта поездка — самая чудесная из всех, что когда–либо дарили мне.

Артём позволил себе сдержанно хохотнуть.

Шефиня отправила Любу в кладовую за шоколадом, но Блейель попросил ещё минуточку всех оставаться на месте. И вытащил фотоаппарат.

— Для герра Фенглера, если позволите.

Галина, улыбаясь, позировала сначала с обеими сотрудницами, а со снимка номер четыре и с Артёмом, перед коробками, на которых красовался огромный знак посылторга.

— Чемпион мира по экспорту щёлкает доказательства, — перевёл Артём негромкую реплику сестры.

Когда перешли к чаю с шоколадкой, Блейель всё повторял, что Кемерово — город, исполненный красоты и сердечности (только к количеству вооружённых охранников нужно ещё привыкнуть), пока переводчику не пришлось сказать ему: «Ты, похоже, не успокоишься, пока не сделаешься почётным гражданином города» — по–немецки и по–русски. Галина заругалась, что не потерпит наглостей в отношении гостя, но Блейель, широко ухмыляясь, похлопал Артёма по плечу.

Смеркалось, и деревушки — группки деревянных лачужек с голубыми ставнями — всё призрачнее проносились за дрожащим стеклом. Потом снова бледная серость полей и лугов, растрёпанная чернота деревьев. Рядом с Блейелем сидела Соня, с пластиковым стаканчиком в руке, где колыхалась лужица красного вина из картонной упаковки. Она склонилась на плечо брата и уснула, хотя группа туристов горланила одну песню за другой. Артём сказал, что все песни без исключения — из советских мультфильмов. Вино и стаканчики принесла руководительница похода, жилистая сорокалетняя дама с хвостом рыжих волос, Светлана, все называли её Света. Она вошла уже за городом, и в её честь водитель Олег, великан с зубами, похожими на клавиши рояля, живенько вылил ведро воды на пыльный пол микроавтобуса с семнадцатью посадочными местами.

Блейель был рад, что все пели — никто не требовал от него подпевать. До этого настроение ему подпортила игра–знакомство: все по очереди повторяли имена всех присутствующих, присовокупляя определение на ту же букву, что и имя. К концу Блейель не понимал почти ничего. И определения, и имена ему суфлировал Артём, и после продолжительных раздумий Блейель представил себя как «Матиаса мобильного».

Кроме водителя, они с Артёмом были единственными мужчинами в группе. Похоже, что в походы в Сибири ходили только розовые, молодые, болтливые девушки. Сбор был в пятницу вечером, перед изъязвлённым панельным домом, вывеска над первым этажом гласила «Городской клуб туристов», Блейель гордо прочёл её сам. «Туристы — у нас это те, кто ходит в походы с рюкзаком», — пояснил Артём. Он одолжил Блейелю выцветший рюкзак. А экскурсия, организованная клубом на этих выходных, называлась «Легенды Шории».

Окно задрожало ещё сильнее, кузов закряхтел и задергался — они явно проезжали незаасфальтированный участок. В следующую секунду автобус сильно тряхнуло, пассажирки взвизгнули, и девушка с коричневыми кудряшками (Наташка–неваляшка, если Блейель не ошибался) полетела с высокого заднего сиденья на пол. Гунн за рулём воскликнул что–то громовым голосом, ответом ему было единогласное «ура!».

— Он поздравил с первой достойной внимания колдобиной на дороге, — перевёл Артём.

С самого отъезда водитель поздравлял пассажиров каждые несколько минут — в том числе упомянув завод «Даймлер Бенц», где этот автобус был изготовлен несколько десятилетий назад, тут Блейель, как житель Штутгарта [19] Головное предприятие и родина «Даймлер Бенц» находится в Штутгарте , тоже получил персональное «ура». После второго стакана вина его стали вместо Матвея называть «Мотя». Артём уверил его, что никакой ошибки в этом нет; он и сам теперь Тёма. Вопли после колдобины плавно перешли в следующий мультяшный гимн.

— Песня бременских музыкантов, — сказал Тёма, — ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету.

— Везде есть что–то лучше смерти, — ответил Блейель.

Соня тщательно промокнула салфеткой пролитую сивуху со свитера и заговорила. В своей спокойной манере, настолько тихо, что приходилось решать, слушаешь её или нет. Смотрела она мимо Блейеля, в тёмное окно, но обращалась именно к нему. Артём пригнулся и начал переводить. Вокруг всё пели про бременских музыкантов. Дорога снова выровнялась.

— Братец говорит, что ты заинтересовался не только загадочной Ак Торгу, но и здешними духами. Если хочешь, расскажу тебе то немногое, что сама про них знаю.

Времени на ответ Артём не дал.

— Есть духи добрые и злые. Те, которые живут в Среднем мире, например, хозяева гор, лесов, рек, как правило, относятся к человеку хорошо. Конечно, если их разозлить, то они накажут. Некоторые раздражительны, другие добродушные. Но если с ними не считаться, им всем это не нравится. Такие духи — такая же часть окружающего мира, как душа в теле, они появляются вместе с местом, где потом живут. Совсем другие — айна, духи Нижнего мира, и узют , которые перемещаются между Нижним и Средним миром. Новичку сложно разобраться с разными духами. А ошибки могут быть смертельными.

— Тогда на помощь придёт шаман, — перебил новичок.

— Или шаманка. Узют — это покойники в течение первых сорока дней после смерти. Чтобы не превратиться в айна, они пытаются войти в тело живого человека. Пока им это не удалось, они невидимы, но можно заметить их присутствие по ветерку или вихрю. Пока они не прокрались в дом, они летают в лесу или по краю поля.

В этом месте раздались аплодисменты, вероятно, знаменовавшие окончание хорового часа. Потом по сторонам зашуршала бумага из–под припасов.

— Айна тоже могут проникать в Средний мир. Они стремятся похитить человеческую душу и унести её с собой в Нижний мир. Ночью они особенно опасны. Когда ты спишь, душа вылетает из ноздри и летает вокруг. Лёгкая добыча. Если держать перед носом спящего уголёк, душа не может вернуться обратно.

Она замолчала и нагнулась за белым пакетом. Потом прибавила:

— Очень опасно спать во время заката. В это время духи особенно активны.

Она поставила пакет себе на колени.

— Тёма!

— Что, Мотя?

— Ты не всё перевёл, она ещё что–то сказала.

Артём вздохнул.

— Вижу, тебе неведома жалость. Ладно. Она принесла извинения за младшего братца, заносчивого болвана, которые предпочёл бессистемно профукать полдня в библиотеке вместо того, чтобы сначала спросить у неё.