Катя Ткаченко - Ремонт человеков[Иллюзии любви и смерти]

Пока не прокричит петух, пока не прокукует кукушка.

Пока не зазвенит пресловутый третий звонок, после которого — их выход.

И ты понимаешь, что тебе больше некуда идти.

Что тебя продали и предали, что все твои тридцать шесть коту под хвост.

Интересно, почему говорят «коту под хвост», а не «кошке под хвост»?

По крайней мере, всем известно, что у кошки под хвостом.

То же самое, что у меня между ног.

Дыра.

Пещерка.

Отверстие.

Киска.

У кошки есть киска, и у меня тоже есть киска.

Я сворачиваю в ближайший переулок и понимаю, что я ничего не понимаю.

Я просто иду, фотографии все еще в сумочке.

Можно их выбросить, вон урна.

Странная, и даже полупустая.

Странная из–за цвета, она ярко–зеленая, какая–то очень веселая, видимо, предназначенная специально для того, чтобы я встретилась с ней на пути.

Я иду, это мой путь, стоит урна, мы встретились.

И я могу выбросить в нее маленький черный пакетик, размером 9х 12.

И тогда все исчезнет, демоны отступят, Седой сможет уснуть спокойно.

Хотя он, наверное, и так спит спокойно, потому что его бизнес должен процветать.

Когда по улицам ходят стада таких дур, как я, то с бизнесом у Седого все будет в полном порядке. Нас всех надо ремонтировать, нас надо собирать по частям, нас надо возвращать к жизни.

Не идти же к психотерапевту или к психоаналитику, пусть к ним ходят американцы.

Одна моя подруга долго ходила на прием к психотерапевту, пока он не решил, что им пора заняться сексом — это должно было избавить ее от состояния внутренней фрустрации.

Так он ей сказал.

Мне плевать, что это такое, фрустрация, я только знаю, что мне опять сделали больно.

И не могу понять, почему.

И еще я хочу разобраться.

Разобраться в том, как мой муж оказался на этой фотографии много лет назад.

И как все это связано с моей матерью.

И с моим отцом, который, вполне возможно, не мой отец.

Хотя стоит ли на это надеться?

И мне опять безумно хочется в туалет, почему я не сделала этого у матери?

До конца переулка еще квартал, потом начнется улица, это я помню. Одна из центральных.

Там есть туалеты, но мне до них не дойти. Не добежать, не добраться, не донести того, что переполняет мочевой пузырь.

По всей видимости, это страх.

Демоны разыгрались не на шутку и им хочется меня унизить.

На днях, ближе к вечеру, возвращаясь домой из магазина, я увидела у двери подъезда женщину, сидящую на корточках.

Она была в приличном пальто и с портфелем.

Я видела ее со спины, судя по фигуре, ей было за сорок.

Она сидела на корточках и писала.

Это было унизительно, я закрыла глаза и быстро вбежала в подъезд.

Задранное пальто и приспущенные колготки.

Но то были не мои демоны.

Мои добрались до меня сейчас.

Я оглядываюсь по сторонам — снег валит по прежнему и никого нет, переулок пуст.

Я сажусь под ближайший голый куст и торопливо задираю плащ.

Демоны начинают бешено верещать, но я отмахиваюсь и приспускаю колготы и трусики.

Если кто–то и пойдет мимо, то мне плевать, сидит под кустом женщина в плаще и черных очках, и делает то, что она делает.

Потому что иначе ей не выжить.

Я чувствую, что я краснею, я много лет не делала этого на улице.

Демоны успокаиваются, я встаю, поправляю одежду и оглядываюсь по сторонам.

Грудь разрывается от боли, наверное, каким–то особенно уж острым коготком один из демонов задел душу.

И она тоже начала кровоточить.

Старый спор о том, чего в женщине больше — тела или души.

Им бы хотелось, чтобы тела. Одно тело, всегда только тело.

Поэтому мы делаем вид, что его не существует.

Мы состоим из одной души.

Хотя каждая из нас знает, что это не так.

Мое тело сейчас облегчилось, но моя душа начала кровоточить.

И темные очки тут не помогут.

Кому будет надо, тот все равно заметит.

Капли крови, будто у меня стигматы.

Но я не святая, я далеко не святая, я просто женщина, которая идет, не понятно куда и не знает, что ей дальше делать.

В этом состоянии совершенно спокойно можно оказаться под машиной, может быть, это и выход.

Но я его не хочу, это очень просто.

Тогда я ничего не узнаю, тогда правда останется невысказанной.

Хотя надо ли это — стремится узнать правду?

Я дохожу до улицы и перехожу на другую сторону.

Здесь магазины, здесь много народа.

Люди с довольными и люди с мрачными лицами.

Люди, чем–то озабоченные, и люди, абсолютно расслабленные.

И спокойные.

Люди.

Человеки.

«Ремонт человеков».

Контора Седого минутах в пятнадцати ходьбы отсюда.

Мне становится холодно и я чувствую, что хочу есть.

Надо было пообедать у матери, но я этого не сделала.

Я у нее не пообедала, я у нее не сходила в туалет.

В туалет я сходила на улице, под голым весенним кустом, кто–то мог вовсю насладиться зрелищем моей голой задницы.

А теперь я замерзла и хочу есть.

Демоны верещат, что хотят есть тоже, и я решаю их покормить.

Мы заходим в ближайшую забегаловку, где гамбургеры, хот–доги и кофе в пластиковых стаканчиках.

А еще кола и сок.

Но для колы и сока сейчас холодно, на улице все еще валит снег, хотя и весна.

Я подхожу к стойке и смотрю на меню.

Меню смотрит на меня, как на меня смотрит и девушка за стойкой.

Меню смотрит на меня с полным безразличием, таких как я тут каждый день множество.

Если и не миллионы, и не тысячи, то сотни.

И каждый — со своими демонами.

А вот девушка смотрит странно, видимо, у меня на лице написано, что что–то не так.

Я снимаю очки и улыбаюсь.

Девушка смотрит на меня и ждет, что я скажу.

Я заказываю гамбургер и стаканчик кофе, расплачиваюсь и жду, когда все это мне сгрузят на поднос.

Можно было бы пойти в кафе, сесть за нормальный столик и съесть нормальный обед.

Но нормальная жизнь кончилась, она утратила комфорт, душа кровоточит, так что демоны разделят со мной гамбургер.

Я ем стоя, чувствуя спиной, как девушка за стойкой смотрит на меня, будто я совершенно изумительный экспонат.

Таких ей еще не приходилась видеть.

Тридцатишестилетняя тетка, которую хотят убить.

И которая сошла с ума.

У которой есть муж и нашелся отец.

Вроде бы нашелся, хотя стоило ли его искать.

Гамбургер нравится демонам, они просят еще, но я твердо говорю им «нет!».

Они начинают хныкать, а потом опять царапаться.

Я допиваю кофе, смотрю еще раз на девушку за стойкой и думаю о том, что ей гораздо лучше, чем мне.

Будем надеяться.

Всегда надо надеяться, что кому–то лучше.

Что у кого–то демоны добрее.

А может, их вообще нет.

Жизнь без демонов.

После кофе и гамбургера внутри становится тепло, кровь не так хлещет из стигматов.

И я опять могу думать.