Михаил Попов - Колыбель

— Напиться в нашем положении — это безумие. Мы не знаем, как тут относятся к пьяным. Вдруг как у саудитов?

Как только корзина была опорожнена и в углу легла куча мокрого скарба, явилась прежняя безмолвная девушка и унесла корзину.

— Такое впечатление, что тут где–то видеокамера. Почему она молчит, и как, по–вашему, ее зовут?

Молодой человек снова встал. Приблизился к дырявой стене, припал глазом.

— Тут несколько таких. Фанз. Людей не видно. Ну, коне–ечно, старуха у «вечного огня» что–то вычесывает из башки, голопузые ребятишки. Как вы думаете, дядя Саша, как они думают — мы имеем право выйти, осмотреться? Или за это — копье в брюхо?

Дядя Саша возился с мертвым телефоном. Вся подтянутая, сухощавая фигурка сосредоточилась на этом.

— Я же говорил, нет там ничего.

— А вдруг тебе позвонят?

— Разве что с того света. Все, кто знает этот номер, для меня умерли. Хотя что я несу, у Марио, у лысого, знаете, менеджера, номер записан. — Денис оживился. — Должны они меня хватиться. Нас. Начнут, пусть не сегодня, разыскивать… мы ящиков с виски одних везли… сколько?

— Не позвонят, — хмуро сказал дядя Саша. — Морская вода испортила твой телефон.

— Просохнет.

— Сомневаюсь.

Денис бросил телефон в кучу барахла и сел, прислонившись спиной к плетню. Начал ощупывать карманы. На нем были трикотажные штаны турецкого покроя, с отвисшей мотней, и майка с Эйфелевой башней на животе.

— У вас есть деньги? У меня вот две пятерки, ойры, и долларов десятка и еще по одному… Карточки здесь вряд ли принимают.

— У меня есть сомнение, что здесь что–то можно купить за деньги.

— Торговля — всемирное явление. Хотя на карточке у меня как на телефоне. Что это вы вдруг как–то осунулись, а? Не пугайте меня. Ваш совковый позитивизм — единственное, что можно хоть как–то противопоставить подобной ситуации. Не дай бог, я дам разгуляться своему воображению.

Дядя Саша припал взглядом к просвету в стене. Через некоторое время он сказал:

— Ты знаешь, Денис, я начинаю думать, что никто к нам сюда не готовится прийти с визитом.

— Думаете? Ну, тогда пошли сами нанесем визит кому–нибудь. Эта неизвестность меня раздражает. Мы здесь уже не один час, а, наверно, два и все еще представления не имеем, где мы!

— Нас, кажется, предоставили самим себе.

Снова появилась бесшумная девушка, в руках она принесла две баклажки, сделанные из небольших тыкв, и аккуратно поставила рядом с подносом.

— Парле ву франсэ? — Денис попробовал посмотреть ей в глаза.

Она ответила ему взглядом на взгляд. Даже вроде бы улыбнулась, примерно в полторы Моны Лизы, и удалилась.

Денис схватил флягу, поднес к губам:

— Если здесь пиво, то я вам скажу, что это такое, — продвинутый под первобытный образ жизни бордель.

— Там вода, — сказал дядя Саша.

Денис глотнул:

— Это не бордель.

— Денис, я понимаю, ты дергаешься, я тоже, кстати, но сосредоточься. Начинай привыкать к мысли, что это не отель в этническом стиле, вообще не кусок территории, куда ступал сапог цивилизации. Когда нас сюда вели, я внимательно осматривался. Ни одной пробки, ни одного окурка…

— Я и не говорю, что это Симеиз.

Дядя Саша оторвался от щели в стене, сел, закрыв глаза:

— Кажется, мы попали в историю.

Денис сел рядом, протянул ему тыкву:

— Вы хотите сказать, что мы совершили географическое, и не только, открытие? Не в одних лишь дебрях Амазонии бывают неизвестные науке народики.

В ответ дядя Саша вдруг вскрикнул и вскочил. За стеной раздался смех. Пара голых мальчишек лет десяти — двенадцати приплясывали там, показывая короткие веточки.

— Дети как дети, — сказал дядя Саша, почесывая уколотое место, — будем надеяться, что у них взрослые как взрослые.

Появилась молчаливая девушка, надавала мелким хулиганам неболезненных подзатыльников, они унеслись куда–то, в общем–то довольные собой.

— Слушайте, она нас охраняет.

— Если у нас такой вертухай, есть основания для сдержанного оптимизма.

Денис отхлебнул из баклажки:

— Отличная, между прочим, вода — целебная, наверно.

— Как бы не наоборот.

— Вы про амебу? Я делал какие–то прививки. Вообще, говорят, здесь не должно быть…

— Пошли! — вдруг решительно сказал дядя Саша.

На пороге они на несколько секунд задержались, то ли после полутьмы хижины нужно было привыкнуть к яркому свету, то ли преодолеть остатки нерешительности.

На вытоптанной площадке на вершине небольшого всхолмия располагались еще три плетеных строения. Возле одного курился костерок в углублении, обложенном небольшими камнями. Увиденная сквозь стену старуха у костра больше не сидела, и вообще никого не было видно, хотя чувствовалось, что тут проживают. Между хижинами на провисших веревках болтались пучки сушеной травы, связки непонятных плодов или грибов. Запасы. Никаких примет и следов цивилизации. В самом заброшенном африканском или индейском поселке можно наткнуться на пластиковую канистру, сиденье от автомобиля, зеркало — тут была стерильно натуральная среда.

— Как минимум собиратели, — сказал дядя Саша. — Хотя нет: а рис?

Денис уже давно вырвался взглядом из ближайшего окружения и ориентировался в пространстве. Вершина холма была оторочена густыми, разнообразными тропическими зарослями. Можно было подумать, что они находятся на лысине огромного монаха. Вон там прорублена сквозь заросли дорожка, по которой белых гостей доставили сюда с берега, виднеющегося вдали слева. Если посмотреть вправо — далеко, видимо на том конце острова, если это остров, высилась бледная, заостренная кверху скала, похожая на торчащую из земли ладонь со слегка отведенным большим пальцем. Ближайшие подступы к холму рассмотреть было невозможно — мешали заросли вокруг «лысины». А подходы к отдаленной скале были обозримы: пространство, заляпанное пятнами растительности, и самое удивительное — геометрические пятна почвы, похожие на куски вельвета, лежали повсюду, куда добирался взгляд.

— Народ в поле, — сказал Денис.

Действительно, можно было разглядеть крохотные фигурки на «пашнях».

Два крупных, расходящихся друг от друга ручья, истекавших из подножия скалы, разрезали картину на три неравные части. Ближе к побережью они зарывались в заросли и, надо понимать, тайно добирались до океана. От ручьев в обе стороны отходили ниточки арыков, местами посверкивающие на солнце.

— Поливное земледелие, — счел своим долгом обозначить увиденное дядя Саша.

— И тишина, — сказал аниматор, делая соответствующий жест руками.

И тут из–за одной из хижин появилась корова. Потерпевшие кораблекрушение уставились на нее, оба смущенные этим зрелищем и пока не в силах сообразить, что же в появлении коровы их так смутило. Наконец поняли: это была именно корова, в том смысле, что не теленок, — коричневая, с желтоватыми рогами, чувственными глазами, полным выменем, но маленькая. Раза в два меньше, чем они привыкли видеть.