Михаил Попов - Колыбель

— Телефон!

— Да, Гиля, телефон. Что–то он чаще стал звонить после того, как я у тебя в пещере оказался.

— Тише, я послушаю. Приложи мне к уху.

— Ты понимаешь?! Ни фига себе!

— Молчи! Оборвалось! Зачем ты нажал?!

— Случайно, рефлекс. Сейчас перезвонят. Не смотри на меня такими глазами! Я не отдам тебе его. Уже сказал — не отдам!

— Куда ты побежал?

— Я тебя боюсь. Ты его у меня отберешь.

— Не отберу.

— И что тебе помешает? Вавилонский закон запрещает отбирать мобильные телефоны? Что ты сделал с теми, кто сюда приплывал?

— Зачем ты так?

— Ладно, извини, это истерика. Мне надо глотнуть.

— Ты можешь не бояться. Закон запрещает отбирать чужое.

………………………………………………………………………………………………………..

— Гиля, я тебя ищу–ищу, а ты здесь. А делал вид, что тебе женский пол давно уже по барабану. Скажи, а как они, красотки твои, узнают, что у тебя желание возникло? Ты что, спишь? Расслабился? Глазки закатил, ручки на животе сложил. Выпью я пока чего–нибудь, а то расплывчато как–то на душе. Вот так лучше. А ты, радость моя, по–моему, Дездемона, в полумраке я не сразу… да и поза твоя… Скажи мне, как там наши? Как Клеопатра, Эсмеральда и другие девочки? А еще знаешь, что я хотел узнать? Ты помнишь хуторянку, что с горки у самого почти берега, я ее еще Парашей звал? Знаешь ее? Нет–нет, не прерывайся, глазами мигни. Знаешь. Как она там? Если все в порядке, опять мигни. Это хорошо. Твое здоровье, дорогая. Легко же вы забыли своего царя–батюшку. Я не ревную, да и понятно, какой с вас может быть спрос, но все равно досадно как–то. Неприятно узнать, что твой гарем тебе изменяет. Даже если с самим доисторическим хозяином.

— Налей мне.

— Я тебе не официант.

— Ты мне друг.

— Ладно, как друг налью.

— Так наливай, чего задумался!

— Да ладно. Я вот что подумал, Гильгамеш. А ведь, может быть, Убудь наша и не единственная такая в мире.

— О чем ты?

— Она ведь остров, а представь себе архипелаг. Ты задумывался, что по форме Убудь похожа на половинку раковины, что плавает в воде, а скала расположена там, где скрепляются створки?

— И что?

— А то, что в других раковинах нет такого перла, как ты. Живут себе, греются под солнцем абсолютные идиоты, без разврата, который ты им привил, без коров и курей и вообще без тех опций, что ты сюда внедрил. Кстати, а откуда кроты? Что они у тебя делали на ковчеге? Я бы еще понял — крысы…

— Выпей, Денис, а то у тебя уже пена на губах.

— Надо понимать, раньше здесь был клуб девственниц и, соответственно, девственников. Они чистенькими доживали до своей младенческой смерти, и тамошняя жизнь подновлялась светлыми душонками. А ты сломал машину, промывка душ — ёк! Тут их начали брюхатить!

— Если есть женщина, она должна носить.

— А ты думал, кого они здесь рожают? Мертвецов. Здесь ведь, если говорить честно, по отношению к тому миру — смерть. Или та по отношению к Убуди, не знаю.

— Не знаешь, так помалкивай.

— Почему это? У меня как раз охота пофилософствовать. Какие, выясняется, дураки все эти Эпикуры: пока есть я, нет смерти, придет смерть, меня не будет. Вот, смерть есть, и ни одна проблема не разрешена ее приходом. Стой!

— Я не хочу вставать.

— Хотя бы девушку отпусти, она, кажется, все уже сделала.

— Я сам решу, кого мне отпускать, а кого на ужин съесть.

— Ты не замечал, твои шутки становятся все тошнотворнее? Но сейчас я про другое.

— Про какое?

— Ты же бессмертен! Впрочем, я тоже, судя по всему. Те, кто попал на Убудь не через кладбище… ты меня понимаешь?

— Что тут понимать, это всегда было понятно. Иди, милая. Наливай, Денис!

— То есть мы будем находиться здесь вечно?! Ты не Гильгамеш, ты сам Мардук.

— Что?!

— Это не ругательство.

— А ты смешон, как человек, который вдруг стал бы бегать по становищу и с выпученными глазами кричать: «Я когда–нибудь все равно умру!» Что известно, то понятно.

— Можно сколько хочешь пить и никогда не болеть. И сколько хочешь гурий! Слушай, я не принимал ислам и не гибнул за веру от бомбы возле американского посольства. За что мне это?!

— Выпей и успокойся.

— Слушай, пан Мардук, ты можешь ведь в любой момент построить лодку и уплыть отсюда. Хотя нет, ты не можешь, ты же вернешься в свою проказу.

— Не говори мне неприятных слов.

— Ты сам иногда бываешь таким хамом…

— Не смей так со мной разговаривать, я сын вождя!

— А я вообще царь царей. Владетель Вавилона и победитель Глиняной Колоссии.

— Единственное, чего ты повелитель, — это своего телефона. Его нельзя купить, его нельзя отобрать. Подари мне его.

— Да, нашу совместную жизнь надо как–то заканчивать. Рано или поздно ты меня сожрешь. И может, даже не образно. Кто тебя знает…

— Ты начал говорить — заканчивай.

— Почему нельзя продать? У всего есть цена.

— Слушаю тебя.

— Мотор эти бараны починили. Я сам слышал.

— Да.

— Это ты велел достать катер?

— Зачем это мне? Я не хочу, чтобы ты уплывал.

— Значит, сами. Техническое любопытство заставило. Хотелось посмотреть, про что это им рассказывал товарищ инженер. Но кто в воду лазил? Петроний в очередной раз где–то самоубился.

— Железная лодка тарахтела один раз, больше не может.

— Горючее? Ну, это даже я соображу: спирт. Спирта у тебя много. Символично.

— Я не хочу больше учить новые слова твоего языка.

— Мой сын сгинул в чане с бражкой. А я поплыву с острова на топливе…

— Не говори чепуху. Ты знаешь, твоего сына там нет.

— Ладно. От чепухи к делу.

— Я слушаю.

— Я отдам тебе телефон не на берегу.

— А где?

— Мы отплывем в ту сторону, в которую отплыл товарищ инженер Ефремов. Заодно проверю, как они починили катер. Ты будешь плыть рядом. Держаться за борт и плыть. И когда берег будет уже далеко, я отдам тебе телефон. Я тебя не обману. Телефон представляет ценность только здесь, «там» он мне не нужен. Там их…

— Я подумал и согласен.

Когда Денис очнулся, воды уже «отходили» с острова. Катер болтался в овальном бассейне, как жестянка в луже, то глухо ударяясь о бетонный край, то с металлическим скрипом проводя по нему бортом. У волны хватило сил, чтобы зашвырнуть плавсредство на середину острова, но на обратном пути она обессилела.

Денис медленно перевернулся со спины на живот встал на четвереньки и выглянул из пошатывающегося укрытия. В бассейне, помимо катера, плавало несколько переломленных пополам пальм, пляжные зонты ножками вверх, полотенца, корзины для белья и два тела, уткнувшиеся лицами в воду. По ступеням, поднимавшимся к роскошному входу, быстро стекали волны грязной воды, неся с собой разнообразный легкий мусор. Обгоняя волны и легкомысленно подпрыгивая, летела вниз по лестнице ватага апельсинов.