Михаил Попов - Ларочка

— Я пойду, извинюсь перед Норой.

Рауль грустно усмехнулся.

— Иди лучше, спасай рыбу, горит.

Возле рыбы уже дежурила Элеонора Витальевна. Она довольно грамотно перевернула куски судака, и теперь вытирала руки тряпкой. Будет говорить, поняла Лариса. И не о рыбе.

— Вы ведь студентка? — Спросила она для начала.

— Да.

— И я слышала, учитесь очень хорошо.

Ларисе было и странно, и лестно это услышать. Она поняла, что ею все–таки интересуются в этом доме, и видят не только добровольную домработницу.

— Я хотела попросить вас об услуге.

— Да ради Бога. — Небрежно ответила Лариса. Она была готова на подвиги.

Оказалось, что надо бы съездить в один подмосковный санаторий, там сейчас бережет свое здоровье после того как щарахнуло его шефа, профессор Шамарин, и забрать у него отзыв на «важную, и очень, работу» Норы.

— Съезжу. — Пожала плечами Лариса. Тоже мне. О том, почему не может поехать сама Нора, вопрос даже не вставал. Понятно, что ей ехать невозможно. — Что за санаторий?

Но дело было не в названии санатория, а в том, что процедура получения может быть сопряжена с некоторыми осложнениями, мягко, почти вкрадчиво предупредила мадам.

Лариса усмехнулась, показывая, что нет таких осложнений, с которыми бы не совладала она, настоящая отличница. Элеонора Витальевна удовлетворенно кивнула, и тут же заметила, что Лариса может, конечно, отказаться, если у нее есть какие–то сомнения.

— Нет зачем же.

Элеонора Витальевна снова удовлетворенно, почти дружелюбно кивнула, и сказала, что Шамарин не знает Нору в лицо, в этом главная интрига ситуации.

— Да-а?

— Да. Вам придется выдать себя за нее. Шамарин может задать вам несколько вопросов по теме работы…

— Я подготовлюсь. — Улыбнулась Лариса. Элеонора Витальевна улыбнулась ей в ответ. И сказала, что была рада не ошибиться в ней. И еще сказала, что будет очень, очень ей благодарна. Норина нервная система в таком состоянии…

— Моя нервная система в порядке.

Возвращения Ларисы ждали с огромным напряжением. Все семейство питалось растворимым кофе, и блуждало с бледно дымящимися чашками по тускло освещенным коридорам. В полном молчании, отчего происходящее было похоже на своего рода богослужение.

Рауль был особенно пасмурен. Он даже делал вид, что ни с кем не хочет разговаривать.

Элеонора Витальевна один раз даже обратилась к нему, не выдержав.

— Ты что хочешь сказать, что я поступила неправильно?

Рауль дернул плечом и ушел в свою комнату, буркнув.

— Ничего я не хочу сказать!

Наконец, щелкнул замок. Лариса вошла. Элеонора Витальевна и «раковая шейка» выкатили ей навстречу. Рауль остался стоять в дверях своей комнаты, поигрывая пустой кофейной посудой. Нора схоронилась в своем «кабинете», предоставляя другим разбираться с этой щепетильной ситуацией.

Лариса не торопясь, со вкусом разделась ни на кого не глядя. Шарф, пальто, сапоги. Понимала, что имеет на это право. Пальто помогла снять Элеонора Витальевна, элегантно улыбаясь.

Лариса надела домашние тапочки, прошла на кухню, налила себе кофе — пришлось царапать ложкой по дну почти пустой жестянки. Сделала глоток, и сказала, ни на кого специально не глядя.

— Хорошо, что Нора не поехала.

Это заявление не разрядило обстановки. Все ждали деталей. Как развивался сюжет? Но Лариса стала делиться впечатлениями о главном персонаже.

— Жуткий урод. Эта бородавка на губе, вот тут, вуглу рта, как будто сигару не докурил, бр-р. И возле носа блямба, и бровь как гроздь! — С шумом отхлебнула из чашки.

Руля стоял в дверях, жуя губы. Мать с интересом на него поглядывала.

— И по характеру — свлочь! Привык пользоваться своим положением, сразу так и выставил вперед рученки.

И тут все заметили, что девушка слегка навеселе. Элеонора Витальевна обняла ее за талию.

— Спать, спать, спа–ать.

— Нет.

— Где мое пальто?

— Зачем теперь пальто?

Опираясь на хрупкую маленькую «свекровь», Лариса вернулась в прихожую, порылась во внутреннем кармане своего пальто и вытащила оттуда сложенный вчетверо лист бумаги.

Элеонора Витальевна выдохнула с огромным облегчением, развернув его. И передала девушку с рук на руки Раулю, сопроводив передачу чрезвычайно выразительным взглядом. Лариса этот взгляд перехватила, но оценила не правильно, и попыталась объяснить:

— Если бы он жил не на втором этаже, а повыше, мне пришлось бы похуже.

Элеонора Витальевна замерла.

— Что?

— Пока он там что–то запирал, я на балкон, и в сугроб. Большой сугроб, лбом немного ударилась о древко лопаты. И удрала. Купила бутылку шампанского на станции…

Жизнь продолжалась, как будто ничего не произошло. Лариса была ровна и беззаботна, она чувствовала себя даже лучше, чем до того. У нее появилась некая заслуга перед семейством, следовательно, положение ее упрочилось, и чаемый результат выглядел еще более достижимым. Требовать немедленных вознаграждений она не стала, это было бы слишком по хабальски. Подождем с недельку.

Рауль тоже не затевал никаких объяснений, он ждал подходящего момента. А подходящим моментом была бы попытка Ларисы предъявить какие–то требования.

В остальном, все было по прежнему.

Тот день запомнился ей очень хорошо. Началось все еще за завтраком. «Раковая шейка» после того как Лариса покормила его ежедневным витаминизированным бульоном через трубочку, аккуратно убрала чистейшей салфеткой капли вокруг рта, академик ласково погладил ее запястье, и вдруг резко сжал его сухими, шершавыми пальцами. В глазах его было ласковое, дружелюбное выражение. Он явно что–то хотел сказать.

Но надо было бежать на лекции.

В перерыве между первой и второй, Лариса курила с подружками на ступеньках истфака, потому что в курилке красили стены, и там хозяйничал ацетон. Смеялись, шутили, Лариса сумела заработать себе и в этой компании серьезный авторитет. Отыгрываясь за свое полуподпольное состояние в квартире Янтаревых, она давила собеседниц безапелляционностью суждений, и знанием тех сторон жизни, что всем были интересны, но мало кому ведомы досконально: шмотки, косметика, аппаратура. Во–первых, она сама была экипирована на ять, во–вторых, охотно делилась полезной информацией. А источники у нее, понятно, были проверенные. И вот, когда она поправляла на февральском крыльце белую дубленку, выдыхая драгоценный дым тонкой дамской сигаретки, во двор института въехал, преднамеренно медленно, чтобы все могли рассмотреть эту процедуру как следует, самый настоящий американский «форд». То, что он бы 1963 года выпуска знала только Лариса, потому что об этом говорил Руля, за глаза посмеиваясь над Гариком Мангалом, одним из своих партнеров.