Михаил Попов - Ларочка

Кстати, шеф был даже рад, что видит своего уважаемого зама так редко, правда, ни за что в жизни в этом не признался бы, даже себе. Он стремился быть честным человеком, и не только по отношению к окружающим (что ему по большей части удавалось), но и по отношению к самому себе, что, как известно, труднее. Настолько труднее, что приводит к необходимости скрывать от самого себя, истинное положение дел.

Такое положение психологических дел может быть, несмотря на свою кажущуюся хрупкость устойчивым, и длительно устойчивым. И лишь грубая внешняя атака способна поколебать его.

Такую атаку, конечно же, организовала Лариса. О том, что нечто на подконтрольных ему территориях затевается Михаил Михайлович мог бы догадаться хотя бы по тому факту, что его заместительница зачастила на работу. И не ограничивается сидением в кабинете, а вояжирует по этажам, то там, то там засиживаясь на редколлегиях, переходящих порой в длительные задушевные застолья.

Хорошо знающие свою выдвиженку в верха работники «Истории» встретили хоть внешне и радостно, но опасливо. Она пошутила с Тойво в курилке, он улыбался, добродушно набычившись; похвалила Милована за какой–то, где–то сделанный им «умопомрачительный» доклад, он рассыпался в ответных любезностях, с возрастом он довел свою эмоциональную неуловимость до виртуозной степени; зашла даже к нелюбимому Реброву, чтобы продемонстрировать, что между ними в данный момент нет войны, чему он тихо обрадовался, и вдруг ни с того, ни с сего стал рассказывать о своей жуткой семейной ситуации.

Волчок, Прокопенко и Бабич были ею мобилизованы на якобы простое товарищеское распивание коньяка в ее кабинете. Дала на его закупку много денег, что особенно их насторожило. И как оказалось не зря.

Лариса задумала грандиозную политическую акцию.

Она понимала, что провести ее будет непросто.

Она понимала, что возможны неприятности и жертвы.

Она считала, что на эти жертвы они, ее старинные товарищи пойти готовы.

Или нет?

А что за акция–то, вяло поинтересовались они, чтобы потянуть время.

Акция пройдет, естественно в актовом зале ЦБПЗ, и состоять будет в основном из выступления генерал–лейтенанта Белугина перед молодыми продвинутыми патриотами–государственниками, которых, как она уверена, они — то есть, Бабич, Волчок и Прокопенко — помогут ей собрать со всей Москвы.

Сами видите, что на дворе за времена. Есть сильные, решительные, подготовленные люди, есть ресурсы, и подоспело время заявить о себе. Разумеется, она обратилась к ним, как к людям, на которых можно положиться, которых она знает как противников этого сатанинского бардака, творящегося в стране, кто хочет этой стране счастья, а не догнивания под пятой компрадорской олигархии.

Молодые люди молчали. Ситуация выглядела неприятно, обременительно, но не катастрофически страшно. На костер идти вроде бы было не надо. То есть, никто не требовал от них самих каких–то выступлений, и прыжков на амбразуру. Тихая, закулисная, хотя и противноватая работа. Придется немного врать, много суетится, но сделать–то можно, не забредая в политическое болото по горло.

— Значит, договорились?

Они промолчали, но Ларисе других выражений согласия было и не нужно.

Запрограммировав «Историю», Лариса двинулась в «Армию», где ее позиции были так же сильны. Пяток волонтеров, более молодых чем «историки», более эмоционально свежих были ею там обретены даже без всякого сомнительного коньяка. Молодые офицеры рвались к реальной работе. Возможность приобщения к высшим сферам организованного сопротивления «долларовому хаму» пьянило сильнее алкоголя.

С «Биологией» пришлось повозиться, там под ее полным контролем были лишь охотничий отдел, и секция крупных хищников. Но в целом, этот визит Лариса могла занести себе в плюс.

Труднее всего было с «Искусством», единственное чего удалось добиться, это раскола в коллективе, что, как известно, парализует его работу на внешних фронтах.

В «Музыку» даже не совалась. Нет, там было несколько ее страстных соратников по Свиридову, но для большинства тамошних «манов», гениальный русский мелодист являлся пугалом. Ничего, увидев сплоченные ряды вокруг себя, запоют покорный хепибездей нашему генералу.

На следующий день Лариса явилась на работу в отличном состоянии. Все в этот день складывалось замечательно. Во–первых, у них сегодня впервые с Сашей не было утреннего секса, как у нормальных супругов, жадный любовнический азарт, использование всякой более менее подходящей возможности, все это уходило в прошлое. Просто повалялись в постели и позавтракали неторопливо и обстоятельно. Мамочкина кухонная выучка работала на укрепление союза. Белугин был как всегда молчалив, даже зарылся на время глазами в газету. Лариса решила до осуществления «акции» не прессовать его по главному направлению: развод–женитьба. Не спрашивала даже, как он объясняет семье свое уже шестидневное отсутствие на территории законного брака. Не хочет говорить? Пусть. Слова в его жизни значат не так уж много. Добиваться будем дел. А после «акции» не делать их будет ему ох тяжеленько.

Так, между прочим, уже уходя, Лариса объявила Белугину, что «все придумала». «Что?». Объяснила в двух словах и самых общих чертах. Улыбнулась, глядя, как генерал нервно запахивает халат. Пусть поразмышляет на досуге.

Но стоило ей сесть в рабочее кресло, как все тут же рванулись портить ей настроение.

Первым оказался дядя Ли.

— Ты опять об этом?! Ему же еще почти полгода.

— Ты обсчиталась. Уже бомбардируют повестками.

Как не вовремя!

— Дядя Ли, если бы знал, какой у меня сейчас замот по делам. Сотни людей зависят…

— Какие люди, Лара, это твой сын!

— Но армия тоже наша!

Он бросил трубку.

Тут же эта Сашенька со своей улыбочкой.

— Лариса Николаевна, вас к Михаилу Михайловичу.

— Сейчас.

Набрала номер Гапы. Приятный офицерский голос поинтересовался, зачем беспокоят товарища Агапееву. Везет же людям, офицер в секретарях!

— Кто, кто? Я запишу ваш телефон, она с вами свяжется.

Испуганное личико Саши в дверях.

— Михаил Михайлович…

— Да, иду я, иду!

Набрала номер старика.

— Дядя Ли, а может Егор хочет служить в армии, я с ним прямо так вот не говорила на эту тему.

Бросил трубку. Нет, так это оставлять нельзя! Опять набрала номер. Секретарша подняла брови и вышла.

— Слушай, что ты как я не знаю! Знаешь, что, пусть он сам меня попросит, он же не немой, просто молчаливый. Пусть соберется на пару слов. Сам. Усек?! Придет сюда и скажет — мама помоги! Помогу! Клянусь тебе — обязательно помогу!

— Да, как ты не можешь понять, он не может, он…

— Все! Это мое последнее слово!