Михаил Колесов - Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы]

— Я знал, что вы рано или поздно вернетесь. Куда вы денетесь!

Когда дед Антроп пришел в деревню, бабы Насти не было дома. Вскоре она вбежала в дом с ребенком на руках. Ее всю трясло…

— Дед, ты представляешь, где я его нашла? В морге! В холодном сарае за больницей. Они его сочли уже мертвым!

— А фельдшер? — задохнулся дед.

— А тот уже в стельку пьян, как всегда, — ответила баба Настя, разжигая печь и раскутывая ребенка. Оказавшись в тепле, ребенок громко заплакал.

— Ну, значит, будет жить, — повеселел дед.

…Через несколько дней в деревню пришел пожилой солдат, ведя за веревку корову. Почти все жители деревни высунулись из дворов: куда это ее ведут? Солдат подошел ко двору Балабакиных и спросил:

— Сюда, что ли корову?

— Сюда, сюда, служивый, — степенно ответил дед Антроп, как будто его корова вернулась с пастбища.

— Ну, тогда забирайте, — сказал солдат. — И распишитесь в получении.

Он протянул деду какую–то бумагу, на которой дед поставил свою закорючку.

Баба Настя стояла на крыльце, потеряв дар речи.

Все соседи выстроились за забором.

— Антроп, за какие это заслуги тебе подарили корову? — спросил кто–то из них.

— За веру в победу Красной армией, — весело ответил дед.

Утром Мишка проснулся с мыслью, что сегодня он летит к бабушке в Москву. Он жил с отцом, матерью и маленьким братом в военном гарнизоне под Симферополем, куда они приехали пять лет назад из Венгрии, где отец заканчивал войну.

Жили они в каменном бараке, разделенном на два десятка комнатушек для офицерских семей, с общей кухней в конце коридора и с остальными «удобствами» во дворе. Эта часть военного городка называлась «ремпоездом», вероятно, потому, что здесь обитали семьи так называемого «нелетного состава». Летчики и их семьи жили в другой части городка, в сохранившихся квартирах разрушенных трехэтажных домов. Между этими двумя частями городка находилась школа, куда Мишка уже отходил год в первый класс.

К ограде небольшого школьного сада примыкала стена «летнего» кинотеатра, забравшись на которую по вечерам можно было бесплатно смотреть иностранные, «трофейные» главным образом, фильмы, только — «наоборот» и «без перевода», так как титры не прочитывались, потому что эта стена находилась со стороны экрана. Советские военные и послевоенные фильмы ребята бегали смотреть, тоже по вечерам, на матросскую «киноплощадку», которая представлял собой натянутую на столбы простыню и несколько принесенных из столовой деревянных скамеек. Здесь смотрели любимые фильмы по несколько раз, а такие, как «Небесный тихоход» или «Парень из нашего города», знали наизусть. Это было одно из немногих развлечений детворы, хотя за вечерние отлучки из дома нередко сурово «попадало».

Вообще жизнь гарнизона еще дышала войной. Для ребят это был особый мир заброшенных землянок и окопов, где они постоянно находили каски, котелки, снаряды и оружие, и подбитых самолетов («наших» и немецких), вытащенных за пределы взлетной полосы, но стоявших с еще не снятыми из кабин некоторыми приборами и вооружением. Мир ежедневных детских игр «в войну», которые иногда заканчивались трагически. Кто–нибудь пытался разобрать найденный снаряд, или нагреть его «увеличительным стеклом», или просто бросить горсть найденных патронов в костер. А однажды кто–то из сельских ребят, живущих за пределами гарнизона, взорвался на мине, когда перебегал напрямик через поле, опаздывая в школу.

Рядом в трех километрах от гарнизона находилось небольшое село Сарабуз, где Мишка не раз бывал с отцом. Здесь была железнодорожная станция с привокзальным буфетом, ресторан–пивная, в котором инвалид без одной ноги играл на немецком аккордеоне и пел военные песни. В самом селе люди жили очень бедно. Многие дома были разрушены и люди в них спали на соломе и голодали.

В офицерских семьях было тогда то же не очень сытно, хотя существовали так называемые «летные пайки», но они предназначались далеко не всем. Поэтому гарнизонные ребята нередко занимались «дополнительным промыслом» на полях и бахчах соседнего колхоза. Летом их особым вниманием пользовался колхозный сад, находившийся сразу за гарнизонной оградой. Его охраняли конные объездчики, которые весьма усердно следили за гарнизонной «шпаной». Но это было сделать не так просто. Пока одна группа ребят отвлекала объездчика в одной части сада, другая собирала персики или миндаль с другой. И пока объездчик успевал сообразить, что его опять надули, ребята прошмыгивали под колючей проволокой ограждения и были уже на «своей» территории. Если все–таки иногда кто–то попадался, то доставалось ему плеткой изрядно, но родителям не жаловались.

Но был и другой — законный, способ подкормиться. Когда в гарнизонный магазин привозили на телегах из деревень овощи и фрукты, то за шлагбаум их не пускали, хотя магазин был рядом с КПП. И тогда ребята были очень кстати. Платой за разгрузку была часть «товара». Настоящая «обжираловка» для ребят была, когда привозили арбузы. Каждый из них приходилось перетаскивать отдельно, и здесь уже платой за труд были разбитые арбузы. И хотя, конечно, возчики бдительно следили за этим, количество разбитых арбузов зависело исключительно от «ловкости» ребячьих рук. Малыши таскали, конечно, арбузы поменьше, и старались свои арбузы не ронять, но старшие делились с ними своей «добычей».

Мишка с улыбкой вспоминал, как в разгар этого лета всех школьников младших классов вызвали в школу и отправили в Сарабузский колхоз собирать табак на полях. Он никогда до этого не видел, как растет табак. Ребята постарше срывали большие зеленные листья с кустов и складывали их на землю, а младшие, в том числе Мишка, собирали их и приносили под большие брезентовые навесы, где девчонки подвешивали их на протянутые на столбах веревки. После окончания работ ребята пошли в гарнизон прямо через поле. И наткнулись на арбузную бахчу. Арбузы были огромные и оторвать их от стебля было очень тяжело. Удалось оторвать только несколько арбузов, но разрезать их было нечем. И тащить на руках было тоже тяжело. Наконец они вышли к заброшенной железнодорожной узкоколейки. Весь день они ничего не ели и чувствовался голод. Ребята начали разбивать арбузы об рельсы. Арбузы оказались ещё неспелыми, розовыми. Но им было уже всё равно. Начали есть, прямо руками пытаясь вычерпнуть содержимое из разбитых кусков, передавая их друг другу. Но неожиданно арбузы оказались… горькими. Ребята недоуменно смотрели друг на друга. Как это могло быть?! С раздражением и сожалением куски больших арбузов были брошены в поле. И только вернувшись домой, Мишка понял, почему арбузы оказались горькими, когда начал отмывать свои черные от табака руки в тазу с теплой водой.