Ольга Толмачева - Отпуск

Ничто так не подводит, как отсутствие веры.

Андрей очнулся, когда услышал рядом чьи–то торопливые шаги. Сколько вот так он уже сидит? Увидел немолодую супружескую пару, бегущую, взявшись за руки, по береговой кромке навстречу солнцу.

Он давно заприметил эту парочку. Впервые увидел в холле у барной стойки, когда они с женой выгрузились из такси — стройного загорелого мужчину в майке и спортивных шортах и его густо накрашенную спутницу в коротком, вызывающем, чересчур декольтированном платье. Они сидели в темноте зала и потягивали из высоких бокалов трубочками коктейль, над чем–то смеясь.

Андрей не сразу понял, что привлекло его в странной паре. Просто не оторвать глаз!

Дама откровенно прижималась к спутнику, кокетливо дразня белоснежной улыбкой. Почему–то подумалось, как прекрасно поработал стоматолог, смастерив такую великолепную челюсть. Мог бы не так стараться: зубы сияли на дряблом лице неестественно молодо.

У дамы была выжжена кожа — сморщенный пергамент на обнажённых руках. Пустая, выпитая грудь, вся в глубоких морщинах, лежала почти на коленях. Но спутника это, кажется, не смущало. Он охотно откликался на токующий призыв. Андрей видел, как пару раз рука мужчины шаловливо коснулась её исхудалой коленки.

«А ведь он даже не видит, как смешно дама выглядит — кукла разрисованная», — усмехнулся.

Эту парочку заметила и Аля. Кажется, даже пыталась услышать, пока он заполнял на рецепшен бумажки и получал ключи, о чем говорят.

Лишь потом, много дней позже, когда ещё несколько раз они столкнулись в ресторане за завтраком, на пляже и ещё где–то, понял, что его привлекло: они были счастливы! Без времени, вне пространства. Андрей увидел, как влюблено смотрят — глазами прежними, юными, как, склонив голову, дама тянется к своему немолодому спутнику, стараясь расслышать сквозь шум прибоя, о чем говорит, как теплится его взгляд от прикосновений. Надо же! За столько лет они по–прежнему не утратили интереса друг к другу. Дама и сейчас была для мужчины юной, желанной, несмотря на свой чересчур костюмированный вид.

— А ведь он, наверное, до сих пор ревнует! Смешную старушку! — заметила Аля, когда они поднимались на лифте.

Супруги жили, играли, излучали любовь. В зыбком изменчивом мире их протяжённое чувство было спасением. Дарило надежду, что не все так безысходно в жизни. Есть вещи посильнее времени! Хотелось снять перед ними шляпу.

— И мы с тобой через сто лет будем такими же смешными! — Андрей накрыл Алю рукой, и она утонула под мышкой. Тусклый свет лифта осветил её увлажняющиеся глаза. — А ты скажешь мне: «Не буду с тобой танцевать, у тебя туфли немодные».

Аля всхлипнула и прижалась крепче.

— Ну что ты, малыш, мы ещё всем покажем!!! Мы повоюем! — Одной рукой Андрей поднял невесомую жену, отодвинув служащего, очень рассчитывавшего на чаевые, другой схватил чемодан и лихо полетел по коридору отеля к себе в бунгало, огибая расставленные тележки с гостиничным барахлом.

Андрей вошёл в воду.

Океан за ночь остыл. Прохладная волна окатила его могучий торс. Он поплыл, не щадя сил. Энергично взмахивал руками, высоко выныривал, глубоко погружался в воду. Плыл нетехнично, неспортивно, словно хотел подавить крик. Уйдя далеко от берега, долго лежал, раскинув по сторонам руки, пристально глядя в ослепительно синее небо.

Спустя полчаса он уже шёл обратно, печальный и истощённый. Знал, что нужно собраться. Излучать оптимизм и уверенность.

Если раскиснет — катастрофа…

Осторожно повернул ручку на двери.

Аля сидела на балконе, увитом цветами. На голове туго — косынка. Увидев мужа, радостно потянулась навстречу. Глаза сухие, ввалились в глазницы.

— Температуру мерила? — спросил Андрей.

— Да, как всегда, — ответила Аля.

Андрей вздохнул. Увидел на коленях томик стихов. Обнял жену, и она почувствовала на щеке прохладу океана.

— День занимается. Ты сегодня будешь купаться. Обязательно! Собирайся, пока не жарко.

— Думаешь, можно?

— Не думаю — знаю. Как спала?

— Обычно. Андрюш, ты послушай, как сказал Бродский. — Аля раскрыла томик: — « Да будет мужественным твой путь, да будет он прям и прост» *. — Она взволнованно встала. — « Да будет во мгле для тебя гореть звёздная мишура…» — Голос не слушался. — «Я счастлив за тех, которым с тобой, может быть, по пути».

По щеке жены скользнула слеза. Отвернувшись, Аля уткнулась в веточку экзотического растения:

— Это все будет у тебя… Потом…

От слова «потом» его обожгло. Он судорожно схватил ртом воздух и тихо, боясь проявить себя, выдохнул в сторону.

— Не со мной… — припухшими глазами она осторожно взглянула.

Андрей нахмурился. Протянул руку в намерении отобрать книжку.

— И ещё вот это, Андрюшенька. Послушай, пожалуйста! — Аля торопливо пресекла его жест.

— « И значит, не будет толка от веры в себя да в Бога и значит, остались только иллюзия и дорога. И быть над землёй закатам, и быть над землёй рассветам. Удобрить её солдатам. Одобрить её поэтам…»* — Последние слова она прошептала без звука, одними губами.

Андрей выхватил и отбросил в сторону книжку. Притянул жену:

— Ты не должна это читать. Что–нибудь другое — не это!

— Не могу не читать! Эти слова откуда–то… с того света… Про меня — солдата… Бродский предупреждает… все знает. Нет сил оторваться…

— Женщина! Я запрещаю тебе это читать. — Андрей шутливо сдвинул брови. — Мы почитаем это в Москве, когда болезнь отступит. А сейчас нужно жизнеутверждающее. Например, Пастернак. Его стихи — стакан отжатого сока. Полезны, целебны, как « воздух садовый, как соды настой, Шипучкой играет от горечи тополя» .** — Вслушайся, почувствуй разницу!

Аля попыталась улыбнуться, стирая со щёк слезы.

— А теперь на пляж, — распорядился Андрей. — А завтрак закажем сюда. Никого не хочу видеть, только ты и я.

— А Пастернак?

— Пастернак? Думаю, его смогу вынести.

— Во время приёма таблеток?

— Вместо! На часик. Но не больше. Иначе… — Андрей сделал страшные глаза. — Зарэ–эжу!

Аля засмеялась, всплеснув ладошками. Смех — колокольчиком. Андрей уже забыл этот весёлый перелив.

— Андрюшка, но солнце? Врач сказал…

— Солнце, когда в меру, полезно. « Нам без солнышка обидно — В поле зёрнышка не видно» *. Доверься мне!

Он привёз Алю сюда на страх и риск, когда отступила надежда. Когда врач сказал, по–прежнему не глядя в лицо:

— Мужайтесь! Мы сделали все, что могли… — И Андрей почувствовал, как сдавило горло.

— Сколько осталось, доктор?

— Это не у меня спрашивайте — в храме.

— Но, доктор… Неужели совсем ничего… — Стены поплыли. Андрей схватился за дверной косяк.

— Пожалейте жену, она устала. Пусть уйдёт… счастливая…