Ольга Толмачева - Подружка

— Это сейчас так кажется. Новая любовь будет другой — это точно, не такой яркой, зато более глубокой, надёжной. Родите кучу детей…

— И детей у меня не будет! Потому что все бесполезно!

Светлане тогда тоже казалось, что жизнь закончилась. И нет больше в ней радости. Глупая! Все самое ценное, настоящее — впереди. Но как сейчас это объяснить Мальвине?

Сейчас — невозможно.

Света вспомнила, как впервые почувствовала в животе пробуждение новой жизни — толчок пяткой. Или головой? Локтем? Сын — маленький пыхтящий комочек: смешной, тёплый, весь в складках. До сих пор на коже, на губах чувствует лапку, которой Антошка толкался, — гладкую, сладкую… Целовала… Крошечные пальчики… Надо же! И ноготки — маленькие жемчужинки…

А муж? Он подарил ей это чудо… счастье — быть матерью. С ней — ни с кем другим! — захотел вить гнездо, родить сына. Это дорогого стоит! Что прежние слезы?

Но сейчас Аня это не услышит…

— Я тоже тогда думала, Анечка, что безнадёжно заболела, — сказала Светлана глухо, — и нет исцеления, и моя жизнь раскололась. Знаю, милая девочка, сейчас так больно, что и слов утешения не найти… Каждый день — серый… Кажется, навсегда…

— А он кто? Высокий? — подняла голову Аня. Взгляд — как у побитого котёнка.

— Уже не помню… — Света пожала плечами.

— Как можно не помнить? — не поверила ей Мальвина и возмутилась.

— И вы забудете…

— Я? Как такое можно забыть? — выкрикнула в лицо, негодуя. И сразу взгляд — дерзкий, колючий, непонимающий. — А говорите — «любили»…

— Очень! Все, что я скажу сейчас, покажется вам, Анечка, гадким, жестоким. Отвратительным! Вам тяжело слышать — слишком свежа рана. Это скоро пройдёт. Только память останется о том времени. Будет окутывать тёплой волной. Ведь у вас это впервые?

— Такое? Чтоб невозможно дышать? Да, в первый раз… — прошептала.

— Сожмите зубы, потерпите. Исчезнут и боль, и обида — только подождать нужно…

Мальвина закрыла глаза и замотала головой, поднимая в волосах бурю, не соглашаясь. Опустила голову, обхватила руками лоб — в обруч взяла — уткнулась локтями в колени. Съёжилась, сжалась, затихла… Отгородилась от всего света, захлебнулась в печали.

И ей тогда было плохо…

Сколько раз брела по городу, с замиранием сердца оборачивалась — чудился знакомый силуэт, похожий голос. Запах.

Боже! Какой взбалмошной дурочкой она была! Какие непостижимые поступки от любви совершала! Ей говорили, стараясь успокоить, что все не так и её герой вовсе не тот, кого она себе выдумала. Все проще, легче, бледнее. Но разве это важно? Она хотела его видеть таким! Наделять, придумывать, фантазировать.

Он открыл целый мир — запахов, чувств…

Светлана вспомнила, как однажды утром вдруг по–другому увидела себя в зеркале. Взглянула — отпрянула. В отражении на неё смотрела не вчерашняя девочка с тёмными косичками. Глаза лучились, сияли. В глубине — тайна. Нечто незнакомое, что переполняет душу. Прикосновение к глубокому, настоящему оглушило мощью переживаний, высветило лицо, красиво подчеркнуло линию плеч, руки…

Движение головы, взлёт бровей. Кожа. Улыбка…

Этот её взгляд — с грустинкой… Света раскрыла дорожное зеркальце — из того времени?

А рассудительность, отстранённость — откуда? Это потом, много позже…

— Неужели вы даже никогда не вспоминали? — сдавленным голосом спросила Аня.

— Почему не вспоминала? К молодости часто возвращаешься. Краски помнишь, запах, полет души. Фильмы просматриваешь — наивные. Листаешь книги. Музыку слушаешь. Давно забытые лица всплывают. Ностальгия… Вам знакомо такое слово? Наверное, ещё нет. Мой герой там остался, в прошлом — светлым пятном…

— И все? И никогда не хотели встретиться?

— А зачем?

— Узнать, что с ним стало, какая у него жена, дети? Счастлив ли?

— Думаю, счастлив. И жена замечательная, и дети… Я бы очень ему этого желала — искренне.

— Но как вы можете знать?

— У него не может быть по–другому.

— А я хочу, чтобы мой друг тысячу раз пожалел, что мы расстались, — чеканя слова, сказала девушка. Ее глаза лихорадочно блестели. — И всю жизнь раскаивался, а жена у него была бы страшная, глупая — две извилины, злюка…

— Ага, толстая — вот такая, — подхватила Светлана и развела в стороны руки, — напудренная, нарумяненная, губы тонкие, нос горбатый, брови — как у Бармалея, в разлёт. Чтобы пришёптывала и прихрамывала. Глуховата и слеповата. Да? Пойдёт?

Они закатились от смеха.

— Вас это удовлетворит? — спросила Света, утирая слезы.

— Я согласна. Так ему и надо! — воскликнула Аня, вскинув голову.

— Анюта, вы думаете, вас друг обидел? — перестав смеяться, серьезно спросила Светлана. — Думаете, он сделал выбор? Все не так!

— Но уж точно не я!

— Милая девочка! За нас все давно решено. Там… — Света показала в потолок.

Аня фыркнула и отвернулась.

— Почему вы читаете П. Коэльо? Ответ ищете? А вы представляете, Анечка, если бы у меня не было Антошки?

— Был бы другой Антошка — неужели вы бы его не любили?

— Нет! Богу было угодно, чтобы родился именно мой мальчик, и родила его я, и грудью кормила, а отцом был муж. Так нужно, Аня! Творец не посвящает нас в свои замыслы — ставит перед фактом. И на ваш счёт у него свои планы, и неважно, как вы к этому относитесь. А у вашего друга должен быть другой путь — не с вами…

Светлана заметила, как лицо Мальвины исказила гримаса. Почувствовала, что прервёт, не дослушает, поэтому заговорила быстро, заторопилась:

— Может быть, не с одной женщиной — с десятком. А у вас, Аня, все ещё будет… и ничуть не хуже… поверьте. «Кто–то, о чьём существовании Вы даже не подозреваете, любит Вас», — так, кажется, сказал ваш писатель. Я бы Библию читать посоветовала — о том же, но другими словами.

— С другим не хочу! И вообще все, что вы мне тут наплели, — Аня гневно сверкнула глазами, — бред! Извините, мне нужно отлучиться.

Она порывисто встала, резко откинула стул. Летящей походкой устремилась прочь, ничего не видя вокруг, почти побежала, перепрыгивая через расставленные сумки и чемоданы, огибая сидящих на полу людей.

Светлана тяжело вздохнула. С тоской окинула зал, взглянула в окно.

Буран не прекращался. В свете фонаря в стекло стучались снежинки.

Вот где Мальвина? Куда побежала? Пойти что ли, отыскать её? Ревёт где–нибудь в туалете…

Бедная девочка!

И Светлане было трудно справиться с чувствами! Как можно быть бесстрастной!? Бесстрастной — неживой? Как хранить мир в душе?

Кому нужен этот мир, в котором нет любви?

Она встала. Сняла со стула рюкзачок, лёгкую куртёнку. Куда направиться на поиск Мальвины? Подумав, села обратно. В толпе так легко затеряться… Что Аня решит, не увидев ни её, ни своих вещей? Подождёт здесь — вернётся. Ничего, поревёт, справится. Ляжет маленькая морщинка у глаз, ещё красивее станет.