Евгений Биктимиркин - Интроверт

В общем, шляпники — «обычное дело», как часто говорит мой отец. Небось стырили или купили у европейцев какое–то сырьё и «испытывают» его на людях, максимум, слегка изменить его попытаются. С мела наверно и то я бы изменения заметил. Ну да ладно, их дело, моё — сидеть и не плакать.

***

Шестой день. Комната у меня с видом на две башни, — хотелось бы туда. И обратно. Туда не пустят, ибо за оградой. Моё здание имеет семь этажей, а шириной с какой–нибудь крупный театр, но чем–то, всё–таки напоминает психиатрическую больницу. На второй день я познакомился с соседом по палате — Корней Михайлович, меня на 3 года старше, парень–рубаха, схлопотал перо в бочину, затем ещё раз, и очутился здесь.

Сегодня я познакомился ещё с Андреем по батюшке Викторовичем. Он находился на этаже ниже меня, я его раньше видел, но не имею привычки кому–то мешаться, а сегодня мы просто стояли в очереди за препаратом, что его возмутило, а я подхватил. На самом деле это был один из тех случаев, когда меня ничто не злило, так что я просто ради хохмы притворился. К тому же чем больше знакомых в этой дыре, тем больше шансов узнать что–то полезное, что я упустил.

Давно я не погружался в трансовые состояния. Где–то с год назад я обучился, как это делать. А полгода назад дома начал плодотворную коррекцию своей психики при помощи записанных мною же программ, которые звучали в плеере, покуда я находился в глубочайшем трансе. Жаль, что при этом почти всегда засыпаешь. Любому человеку есть, что в себе изменить, и я знал и до сих пор знаю, что нужно менять мне.

Но шло время, и ценность созданных программ постепенно увядала. Ибо в каких бы приятных духовных мирах и моральном расслаблении ты не находился, реальность тебя всё равно настигнет и не отпустит.

Так что теперь, когда у меня есть время, я просто расслабляюсь душой и телом раз в неделю, а то и реже, просто, чтобы стресс не раздавил меня как букашку своим мощнейшим невообразимым водопадом.

Некоторых изменений я, всё–таки, добился. Это, по истине, волшебно. Я всегда думал, что человеческий характер как камень, с ним родился, с точно таким же и умрёшь. Однако, как оказалось, подшлифовать его можно. Возможно, ещё и поэтому я здесь. Забавно как быстро и коротко можно описать вышесказанное, а ведь, по сути, это невероятно гигантская область, большинство борются с собой всю жизнь, так и не добившись значительных улучшений.

Теперь, время позволяет мне вновь погружаться в альфа и тета–ритмы хотя бы даже просто так. Без цели. Теперь я отношусь и к этому, когда–то сверхъестественному явлению как к игрушке, как и к большинству в этом мире. Даже если ты знаешь и хочешь получить ответ на вопрос, ты его можешь получить слишком поздно. Не говоря о том, что и вопросы–то я задавал без особого энтузиазма. Иногда появляются небольшие иллюстрации, которые сам уже трактуешь, может быть ошибочно. Поэтому просто приятно погрузиться куда–то, где нет ничего. И на том спасибо.

Где–то читал, что около 75% информации, получаемой в детстве — негативная. И вообще человек сначала живёт под гнётом некоторых людей, а потом, наконец вылетевши из своего кокона он ещё должен делать колоссальные усилия, чтобы хотя бы просто вписаться в этот мир, а ведь при этом ещё с треть жизни надо возвращать долг тем, кто о тебе заботился.

Родственники это всегда скучно. Но они тоже необходимы. В этом мире есть системы стабилизации, если у тебя в жизни будет слишком мало точек привязки, исчезнут друзья или ускользнёт мечта, есть место, где тебя всегда помнят, ждут и любят несмотря ни на что. Ты тоже должен этот источник подпитывать, чтобы время от времени он подпитывал тебя. Благо о моём отсутствии никто не беспокоится — несколько звонков, немного лжи, и все спокойны.

День седьмой. Сегодня приснился интересный сон. Парень жил в домике типа сарая. Какая–то женщина типа мачехи. Отец, несколько детей. Режим ещё строже, чем сейчас. Органы правопорядка управляют всем и держат большую часть населения в страхе.

Однажды ночью загорелось что–то на рынке. Самый суровый детектив ночью пригнал к месту кучу народа и стал расспрашивать, кто что видел. При этом все знали, что он сторонник жестоких методов. У него был довольно добрый напарник, чуть менее красивый, но здоровее и веселее.

Я для чего–то притворился калекой. Сидел там в инвалидной коляске. Злой детектив ходил вокруг да около, громко говорил. Ходили слухи, что он раскрыл все преступления, которые ему попадались, что он чуть ли не сразу видит всю правду. Поэтому мне было страшно.

Около меня прокатился красный шарик, и я решил поднять его.

— Вот! Вот этот парень–молодец! — сказал злой детектив, — даже, несмотря на недуг, наклоняется и поднимает. Спортсменом, небось, был, — сказал он с улыбкой, и при этом смотрел он на меня так, как будто это был вопрос.

— Занимался раньше. — Ответил я.

Вдруг он посмотрел на меня ещё злее. Быстро подошёл, и взял маленький молоточек. Всё ясно. Сейчас этот изверг будет меня бить.

Слегка ударил по правой ноге, я даже не стал сдерживаться — всё равно будет бить меня, пока не закричу.

— Так больно? А так?

Потом он слегка ударил меня этим же молоточком по шее и опять спросил тоже самое.

— Ну, конечно, не максимум по шкале боли, но чувствуется. — Ответил я, не желая его провоцировать, но и не вызывая ненависть из–за моей слабости.

— Ненавижу, когда мне врут. — Сказал он со своей мерзкой недоулыбкой. Люди смотрели на это молча, ибо знали, чем им может стоить протест.

— Ну–ка, пойдём–ка со мной! — сказал злобный.

Через некоторое время он притащил меня к своему начальнику, рассказал ситуацию и спросил, что со мной делать.

К моему изумлению, начальник приказал отпустить меня. Злобный детектив ощетинился, вскрикнул: «Ну как же так?! Он же обманывает милицию!»

— Я разберусь — закончил разговор начальник.

Того это сильно разочаровало, но продолжать он не стал и ушёл, захлопнув дверь.

— Он немного нервный. Не обращай внимание. А вот напарник его, — он показал на какую–то размытую фотографию, — хороший человек, сам вызвался помогать вашим. — Разглядеть было трудно, но, вроде, похож.

Начальник говорил, сохраняя беспристрастное лицо.

— В вашем районе последнее время что–то уж слишком не спокойно. Но поговорить я с тобой хотел не об этом. — Он начал болтать про мою мачеху, мне это не понравилось, так что я почти всё прослушал.

— … так всё повернула, как будто она добродетель, но на самом деле нет. — Это я услышал. Я сделал пару движений, чтобы уже дать понять, что разговор надо заканчивать, сказал, что я подумаю и присмотрюсь к ней, он, видимо, не обратил на это внимания.