Вильям Козлов - Поцелуй сатаны

На работу по объявлению она устроилась сама, начальник конторы пообещал в будущем комнату, но честно предупредил, что нужно будет не менее двух-трех лет проработать в их тресте. В просторной комнате с общей кухней и ванной она жила с двумя девушками. Нина Семенова и Галя Рублева работали плиточницами, так называли специалистов по облицовке ванных комнат, кухонь и туалетов. Нина училась на вечернем факультете в Ленинградском электротехническом институте имени В.И.Ульянова-Ленина, на факультете электронной техники. Три раза в неделю ей приходилось ездить на автобусе на улицу профессора Попова, где находился институт. Галя после десятилетки нигде не училась, у нее была своя философия на этот счет: учись не учись, а когда выйдешь замуж, народишь детей, институт вряд ли пригодится. Так что нечего время терять и себя мучить понапрасну.

Заработки были приличные: Галя и Нина зарабатывали в месяц по 250–300 рублей, а Алиса пока 150–170, но в дальнейшем рассчитывала догнать их. Главное, что она обошлась без всякого блата и протекции, что ей претило. Очень повезло, что еще не кончилась ленинградская прописка, то ли по новым правилам, то ли по настоянию начальника конторы, который явно ей симпатизировал, но в общежитии на Ковенском ее прописали постоянно. В паспорте не было указано, что постоянно, но девочки разъяснили, что теперь такой штамп не ставится. А на получение отдельных квартир работники строительно-ремонтного треста имеют преимущества перед рабочими других специальностей. Был бы у нее ребенок — получила бы однокомнатную.

Взглянув на наручные часы, Алиса направилась к киоску на углу Чайковского и Литейного проспекта, купила три горячих пирожка с рисом, бутылку минеральной — это и весь ее обед. До квартиры, которую они ремонтируют уже третью неделю, ходу отсюда пять минут. Это на улице Каляева, третий этаж. Всегда приятнее работать, когда в квартире никто не живет и нет мебели. Хозяин отсюда выехал, а новые жильцы пока занимаются ремонтом. Завезли в большую комнату лишь интуристскую стенку с диван-кроватью, которую купили тут же неподалеку, на улице Пестеля. Пришлось секции накрыть старыми обоями и газетами, чтобы не заляпать краской, мелом. Алиса красила белилами с добавлением охры встроенные шкафы, окна, двери. Новый хозяин квартиры появился лишь один раз, зато его полная рыжеволосая жена заходила посмотреть, как идет ремонт, каждый день. Она совала нос в каждую мелочь, заставляла что-то переделывать. Алиса уже один раз покрасила двери, но хозяйке вдруг пришло в голову покрасить их под тон стенки. Пришлось перекрашивать… Галя и Нина умели разговаривать с капризными клиентами, могли настоять на своем, а уж если что нужно было переделывать, то требовали дополнительную плату, Алиса так не могла. Почувствовав ее покладистость, рыжая хозяйка совсем села ей на голову и лишь решительное вмешательство плиточниц положило конец постоянным придиркам. Алиса старалась все делать как можно лучше, качественнее. Конечно, такого опыта, как у Гали и Нины, у нее еще не было, но с каждым днем она орудовала малярными кистями все увереннее и быстрее.

С Никитой она встретилась лишь один раз, сразу после приезда из деревни в Ленинград. И опять в Александро-Невской лавре, только на этот раз Никита привел ее в некрополь мастеров искусств. Он сам предложил ей встретиться здесь, когда она ему позвонила, сказал, что через неделю перебирается в общежитие семинаристов при лавре.

Был конец августа, под ногами уже шелестела осенняя желто-красная листва. Огромные деревья теряли листья, за каменную стену еще цеплялись ползучие растения, обвивали они и надгробия писателей, композиторов, артистов. Народу в этот вечерний час было немного. Красноватые лучи предзакатного солнца высвечивали на черном мраморе позолоченные надписи на старославянском и современном языках. Здесь памятники и скульптуры были строже, чем в некрополе XVIII века. Меньше аллегорических скульптур. А какие имена! Жуковский, Карамзин, Крылов, композиторы Чайковский, Глинка, Бородин..

Никита выбрал садовую скамью напротив саркофага с фигурой лежащего человека, под ней стихи: река времен в своем теченье уносит все дела людей и топит в пропасти забвенья народы, царства и царей.

— Эпитафия Державина, — заметил Никита. Он был немногословен и как бы отстранен от всего. Отпустил бородку, русые волосы уже спускались на воротник темной куртки. Алиса представила его в длинной рясе, с волосами до плеч и в клобуке. Молодые прихожанки будут ходить в церковь, чтобы только посмотреть на молодого симпатичного батюшку…

— А кто такой И.Т. Лисенков? — спросила Алиса, кивнув на саркофаг. Там много было еще других надписей.

— Книготорговец, держал лавку в начале девятнадцатого века на Садовой улице. У него собирались знаменитые литераторы: Пушкин, Батюшков, Гнедич, Державин, Жуковский…

— Какие имена, — вздохнула она. — А теперь и рядом-то с ними поставить некого.

— Плоды советской уравниловки, — откликнулся Никита. — Культура, литература, искусство — все было убито. Зато вывели массу приспособленцев, воспевающих гнилой строй, страшную систему и ее вождей…

Алиса ждала, что Никита спросит про ее жизнь в деревне, но он не спросил. Тогда она сама рассказала, что ушла от Уланова, а почему и сама себе не может объяснить…

Он и на это не отреагировал. Молча смотрел на красноватую тропинку, перечеркнутую длинными тенями от надгробий. С дерева упал ему на колени желтый лист с дырочкой посередине. Он даже не заметил.

— Ну а как ты? — поинтересовалась Алиса.

— Я счастлив, — улыбнулся Никита. — Великий историк Василий Осипович Ключевский утверждает, что самый верный и едва ли не единственный способ стать счастливым — это вообразить себя таким.

— Ну а… наших старых знакомых встречаешь?

— Прыгунов рассказывал, что у Павлика и Аллы Ляховой какие-то крупные неприятности. Уголовщина и все такое. В общем, этого и следовало ожидать… — Никита взглянул на нее из-под полуопущенных ресниц — они у него длинные, как у девушки — и прибавил:

— Мне сейчас страшно даже подумать, какую мы вели дикую, бесполезную жизнь! Столько в мире прекрасного, интересного — не хлебом же единым жив человек, — а мы прятались от всего этого в подвалах, на свалках.

— Я как-то проходила мимо нашего пятачка на улице Рубинштейна, — проговорила Алиса. — Их там не видно. Прыщ Лева Смальский по-прежнему крутится.

— Они теперь от меня так же далеки, как вот эти… — кивнул Никита на обступившие их могилы с надгробиями. — Царствие им небесное, — он перекрестился. Это впервые при ней.

— Ты веришь в загробную жизнь?

— Я не хочу об этом всуе толковать, — нахмурился Никита. — Но еще до поступления в семинарию я верил, что человеческий разум — это божественный дар и истлеть в могиле вместе с бренным телом он не может… Это не только религия утверждает, но и многие великие ученые. Слышала про ноосферу Вернадского?