Вильям Козлов - Поцелуй сатаны

Уланов ни одной критической статьи о Сергее Ивановиче не читал, да и раньше-то не очень интересовался критикой. Хоть до хрипа ругай хорошую книгу, а ее все равно будут читать, охотиться за ней, плохую — хвали не хвали читать не будут. Эта истина уже давно всем известна. Придворные критики хором десятки лет хвалили литературных начальников-бездарей, а их книги нетронутыми лежали на полках библиотек, только теперь стали их сдавать в макулатуру. Так что Николай не понимал тревоги Строкова: его романы нарасхват, ценятся наравне с самыми популярными книгами в стране, чего еще надо? А ругань критиков только еще больше подстегнет интерес читателей к писателю, об этом сам же Сергей Иванович и говорил…

Дождь немного утих, Николай взял в сенях плетеную корзинку, сунул складной нож в карман, надел брезентовую куртку с капюшоном и отправился в бор. Гена с Коляндриком уплыли в дальний конец озера сети проверять. Последнее время две-три рыбины привезут и то хорошо. Листья на деревьях тронула желтизна, у клеток и ограды высоко вздымались сорняки. На яблонях наливались сочной краснотой плоды. В этом году яблок было так много, что ветви обламывались, несмотря на то, что брат подпер их досками и жердями. Под болотными сапогами зачавкала грязная коричневая жижа, с мокрой травы брызги летели даже в лицо. Плотные пепельные облака затянули небо, над озером колыхался белесый разреженный туман. Николай и не заметил, как очутился в березовой роще у муравейника. Присел на бревно, на котором всегда располагалась Алиса. Красные муравьи лениво ползали, мало их и на узких тропинках. На муравейник нападало много желтых и красных листьев, на паутине в ветвях сверкали прозрачные капли.

Он скучал по девушке, но дал себе слово не пытаться снова с ней встретиться. Она не посчиталась с ним, потихоньку ушла, оставив глупую записку, пусть живет как знает… В Ленинграде он снова стал встречаться с Ларисой Пивоваровой. Правда, не так часто, как раньше.

Дело до женитьбы у нее с кооператором так и не дошло, он вдруг перекинулся на финку, с которой познакомился в ресторане, проявил русскую широту, подкупил дорогими подарками. Договорился приехать в Финляндию к ней по вызову, Ларисе дурил голову, что у него чисто коммерческие дела с высоченной рыжей иностранкой, а после третьей деловой поездки женился на ней и теперь курсирует на «Вольво» по маршруту Ленинград-Хельсинки. Организовал какой-то советско-финский кооператив.

Впрочем, Лариса тоже не осталась внакладе: кооператор и ее не забывал, приодел во все импортное, иногда по недорогой цене привозил кое-что дефицитное из парфюмерии.

Лариса сказала, что всегда ей нравился он, Уланов, а кооператор — она никогда не называла его по имени — торгаш и мораль у него чисто торгашеская. Тем не менее выяснила, сколько Николай зарабатывает в своем издательском кооперативе. Кажется, его ответ удовлетворил ее. Побывав с ней в «Универсале», где оставил за скромный ужин с шампанским около ста рублей, он сказал Ларисе, что с кооператором пока не собирается тягаться, так что придется впредь ограничиться более скромными предприятиями общепита, если уж Лариса так любит ходить по кафе-ресторанам, а еще лучше поужинать у нее дома. Пивоварова поморщилась, но больше не подбивала его пойти в ресторан, а потом даже как-то обмолвилась, мол, разговоры с кооператором про деньги, валюту, дефициты ей уже изрядно надоели, а Уланов вносит в ее жизнь какое-то разнообразие… Читала Лариса мало, так что на литературные темы с ней беседовать было бесполезно, правда, про Сергея Строкова сказала, что он у ее знакомых девушек нарасхват, вот только достать его книги почти невозможно. И не поверила, когда Николай сообщил, что несколько раз встречался и разговаривал со Строковым… А когда убедилась, что это так, стала умолять выпросить для нее у писателя последний роман с автографом. И ясно было, что этот подарок для нее будет не менее ценен, чем французский шампунь или модная финская кофточка…

С озера прилетел порыв ветра, сбросил с ветвей на голову холодные капли и несколько желтых листьев. На сосновом стволе он разглядел прилепившуюся к коре большую ночную бабочку-бражника. Хотел потрогать пальцем, но раздумал, поднялся с бревна и пошел в сторону бора. Вскоре толстые стволы сосен, елей, берез и осин обступили его со всех сторон. В осеннем лесу было тихо, не слышно птиц, даже дятла. Много сверкало на ветвях летучей паутины без пауков, с нижних ветвей свисали длинные пряди седого мха. Их еще называют ведьмины волосы. А под ногами мох нежный, зеленый, с еловыми шишками и сучками. На редких полянках еще тянутся к солнцу, небу неяркие осенние цветы на длинных соломенного цвета стеблях. Вдоль узкой примятой грибниками тропы пышно цветет осенняя куль-баба, ее много и на лесных полянках, все остальные цветы полиняли, уже выбросили из своих коробочек семена. Во мху посверкивают брызгами крови кустики брусники и толокнянки. Сразу их и не отличишь с виду друг от друга, но стоит взять ягоду в рот — и отбросишь красную толокнянку с твердой белой начинкой. Самая сладкая осенняя брусника — на солнечных полянках.

Срезая тонконогие подберезовики, он неторопливо шагает по бору. Горожане в дождь не приезжают сюда, да и на озерах рыболовов стало меньше. Постепенно азарт грибника захватывает Уланова, куда-то отошли на задний план мрачные мысли, да и небо над вершинами сосен и елей стало расчищаться, иногда в голубой промоине сверкнет неяркий солнечный луч, скользнет по колючим ветвям, высветит изумрудом мох и снова исчезнет. Над головой уже не плотная серая пелена, а оформившиеся белые облака с темными подпалинами снизу и желто очерченными краями. Если долго смотреть вверх, то вершины сосен и елей начинают медленно кружиться и уже кажется, что не облака плывут над лесом, а лес куда-то бежит от облаков.

И тоска постепенно отпускает сердце Уланова. Глаза его зорко ощупывают мох, каждую кочку, шарят у пней, и вот в палой листве проступает бурая шляпка крепкого боровика. Тут уже обо всем забываешь! Опустившись на колени, он жадно оглядывается вокруг, если попался один белый, ищи рядом другой, третий… Боровики растут семьями. Но не надо забывать, что тут наверняка прошел рано утром Леонтий Владимирович Катушкин — самый заядлый грибник в деревне. Его жена вернулась в Москву, а он заявил, что уедет, когда грибной сезон закончится. Это значит, в конце сентября, а если осень выдастся теплой, с бабьим летом, то и октябрь с его первыми хрустящими заморозками прихватит. Интересный человек этот Катушкин! Кажется, если ты такой умный, то что же раньше-то молчал? Почему не спорил, не настаивал, не сопротивлялся застою? Уланов прямо и задал ему этот вопрос, на что Леонтий Владимирович со вздохом ответил, мол, время было такое… Это теперь любимая фраза многих с трудом выпихнутых на пенсию и крупных государственных деятелей, приведших страну к последней черте развала. Об этом самом «таком» времени толкуют даже дожившие до наших дней сталинские палачи, десятками тысяч расстреливавших невинных людей..