Вильям Козлов - Поцелуй сатаны

— Ей плохо, — сказал Николай, переводя взгляд на Алису, уронившую растрепанную голову на руки. Локти ее попали в коричневатую лужу от пролитого пива, а прядь волос опустилась в высокий стакан. Он разжал руку, и Смальский мешком шлепнулся на ковер. Подобрал ноги и немного отполз к тахте. Оттуда он с любопытством смотрел на Прыгунова.

— Ба! Наш комсомольский секретарь! — криво усмехнулся он, — Чего этот тип распускает руки? Я ему не оказывал сопротивления. И вообще, я тут сбоку припеку… Приятель попросил подбросить до дачи с этой… Рыжей Лисой!

— Заткнись, Прыщ, — устало сказала Алиса. — Рыжей Лисы нет. Она умерла… А вот зачем ты живешь?

— Ты что, не просила наркотика? — визгливо заговорил Лева. — На коленях умоляла…

— Где наркотики? — поинтересовался Прыгунов.

— Какие наркотики? — сообразив, что сморозил глупость, нагло сказал Смальский, — Я ничего не знаю.

Выехали они из Солнечного лишь через два часа: дотошный высокий лейтенант в полушубке составил протокол, допросил Алису, обоих похитителей, дал показания и Уланов. Лишь Прыгунов, переговорив в сторонке с лейтенантом, ничего не подписывал. Алиса, бездумно глядя перед собой, сидела рядом с Николаем, Алексей сосредоточенно вел машину. Заснеженные деревья мелькали с обеих сторон, иногда открывался залив с беспорядочным нагромождением сверкающих, как лезвия мечей, торосов, на некоторых понуро сидели вороны.

Прыгунов ехал, не нарушая правил, из приемника лилась спокойная мелодия. Мелодия тридцатых годов, когда еще не было электронных инструментов и хриплых, безголосых бардов.

— Коля, увези меня в деревню, а? — тонким голосом попросила Алиса — Там так чисто и бело.

Уланов поймал в зеркало заднего обзора сочувствующий взгляд Алексея. Ему хотелось ответить Алисе поласковее, но вместо этого он вздохнул и пробормотал:

— Надо было придушить этого подонка…

— Это все Турок, — отчетливо произнесла Алиса. — Он попросил их отомстить мне за то, что я «продала» его следователю… Из-за меня ему якобы лишний срок «навесили». Я слышала, они говорили об этом. Они хотели меня держать на даче долго, чтобы я снова привыкла к наркотикам… А потом… потом вышвырнуть на панель! Так Прыщ сказал… Им и в голову не могло прийти, что ты их найдешь здесь. Если бы не девочка… Забыла, как ее звать…

— Ты умница, ты все сделала правильно, — гладил ее по голове Николай.

— А второй, здоровенный, почему-то называл меня профурсеткой и говорил, что после нескольких порций «джефа» я стану не Лисой, а ласковым котенком.

— Алиса, постарайся не думать об этом, — подал голос Прыгунов.

— Я знала, что ты ищешь меня, — она хотела улыбнуться Николаю, но вместо этого губы ее задергались, глаза наполнились слезами, и она уткнулась покрасневшим носом в его плечо.

Алиса две недели после всего случившегося не могла прийти в себя: на нее снова накатилась безысходная тоска, дважды Николай перехватывал ее на углу Невского и Рубинштейна, где собирались в любую погоду и в любое время года наркоманы. Врач-нарколог, к которому он отводил ее, сказал, что это рецидив. Девушку первые три дня ломало, или, как она говорила, выходил из нее «кумарит», в милиции она давала путаные показания, какие-то факты полностью выпали из ее сознания. Похитители не только кололи ее, но и заставляли курить марихуану, гашиш. Милиция не имела ордера на обыск и не искала на даче наркотики, соблюдая законность, а Леву Смальского, который не признавал себя ни в чем виновным и потребовал своего адвоката, вместе со Шпагой — так звали второго бандита — очень скоро выпустили. Таково теперешнее гуманное отношение к преступникам. И они уж постарались сразу же все следы на даче уничтожить. Алисе все было безразлично, на допросах она молчала и вздыхала, глядя на следователя огромными печальными глазами. Доказывать, что ее изнасиловали, она не стала, не позволила даже себя осмотреть врачу. Лишь исколотую руку показала. А Смальский и Шпага утверждали, что она остановила их машину и с удовольствием поехала поразвлечься с ними на загородную дачу. У него, Левы, были и раньше с ней интимные отношения. Если что там и было, то с полного согласия Алисы… А то, что она несет на следствии, так это от затемнения мозгов. Романова — известная наркоманка.

Уланов даже осунулся, он доказывал следователю, что это типичное похищение в духе рэкетиров, над девушкой издевались, ее накачивали наркотиками, как в фильме «Французский связной», потом изнасиловали. Следователь возражал, мол, сейчас невозможно доказать, она сама села в машину или ее затащили туда, насильно ей давали наркотики или она их требовала у них? И потом, мужчины не вымогали у нее денег, как это делают рэкетиры? И может, в возбужденном состоянии она и не противилась им…

Взбешенный Уланов все высказал невозмутимому следователю, что думал на этот счет, а гуманизацию наших законов назвал лазейкой для ворюг и бандитов, с которыми теперь носятся как с писаной торбой. Адвокаты защищают их интересы, милиция отпускает даже не на поруки и под залог, как в цивилизованных странах, а вообще на все четыре стороны… У нас в отечестве все доводится до абсурда: то безвинных сажали, казнили, теперь матерых преступников отпускают на свободу…

Алексей Прыгунов утешал друга, но тому все это было как мертвому припарки. И все-таки душу он отвел: когда в последний раз Алиса ускользнула из дома и он ее нашел на Невском у кафе-автомата, причем, разговаривала она у парадной с Левой Смальским, как ни в чем ни бывало разгуливающим на свободе и занимающимся, по-видимому, своим прежним бизнесом. Алиса просила у него наркотик, тяга к нему у нее оказалась сильнее отвращения к насильнику…

Улучив момент — Алиса отошла от Прыща к какой-то девице в короткой меховой жакетке — Уланов нахально уселся в машину к Леве, только что включившему мотор своей «восьмерки», и велел ехать по Рубинштейна прямо. Наверное, у него было такое лицо, что было заартачившийся Прыщ послушался и, озираясь, медленно повел машину по заснеженной и не очень многолюдной улице. Уланов велел повернуть под арку в самом конце улицы, почти упершись в железные мусорные баки, Лева остановился. Он полагал, что Уланов будет с ним «права качать», но вместо этого неожиданно получил мощный удар в скулу; рванув его на себя так, что рукоятка скоростей врезалась тому в бок, Николай молча бил его мордой о пластмассовую торпеду «восьмерки», так что вся машина сотрясалась. Когда Смальский, сначала пытавшийся вырваться или закричать, обмяк, кровь хлестала у него из носа, разбитого рта; Уланов, схватив его за отвороты дубленки, потряс так, что зубы залязгали, и бешеным полушепотом сказал: