Вильям Козлов - Поцелуй сатаны

— Чтобы ты, носатый гаденыш, и близко больше не подходил к Алисе! Слышишь? Застукаю — убью… У нас ведь законы теперь гуманные! Может, из-за такого слизняка и никакого срока не дадут… У меня тоже найдутся хорошие адвокаты.

Темные мокрые глаза Левы моргали, он слизывал с разбитой вспухшей губы кровь под носом, что-то невнятно мычал. Здесь, в конце двора никого не было, только две кошки шуршали бумагами и полиэтиленовыми пакетами в ржавом баке. Выйдя из машины, Уланов подошвой ботинка разбил на «восьмерке» обе дорогостоящие фары, вмял внутрь капот у лобового стекла, приоткрыв дверцу, с усмешкой сказал:

— Можешь в суд на меня подавать… Только учти, я был в перчатках и нигде «пальчиков» не оставил…

И лишь отойдя уже на порядочное расстояние, осудил себя за недостойный поступок: ладно, Прыщ, но машина-то при чем? Впрочем, этому жулику-торговцу наркотиками этот урон что слону дробина. И еще подумал Николай, шагая к Невскому, где осталась Алиса, даже не заметившая его присутствия, что мог бы убить Смальского и вряд ли испытывал бы муки совести. Зачем такая нечисть живет на белом свете? Кому от этого польза? Повсеместно убивали волков, а вскоре выяснилось, что они санитары лесов и способствуют улучшению популяций животных, зловредный комар, который так досаждает летом, появляется из мотыля, которым питается рыба в водоемах. И от него польза природе! А что несут людям такие, как Прыщ, Турок, Шпага? Горе, слезы, смерть… Неужели наше правительство не может издать закон, чтобы честные граждане могли приобретать оружие для личной защиты от воров, бандитов, рэкетиров? Если уж закон и милиция не в силах с ними сладить…

Даже мелькнула мысль: хорошо, если бы Смальский подал на него в суд, — там бы Уланов всенародно высказал все, что думает о положении честного и беззащитного человека в нашем обществе… Ладно, у него крепкие кулаки, может постоять за себя, а другие, кто не способен оказать сопротивление, дать сдачи? Как им быть? Сколько мрази теперь появляется на экранах телевизора в передаче «600 секунд»! И ведь почти никто из задержанных за продажу наркотиков, воровство, рэкет, убийство не раскаивается в содеянном, иной отвернет рожу от камеры, а многие даже с бравадой отвечают на реплики комментатора Александра Невзорова, ведущего эти передачи.

И вот наступил день, когда они с Алисой выехали по зимнему шоссе в деревню. Раньше никак нельзя было, хотя она и настойчиво просилась в Палкино: был сильный гололед, по телевизору и радио только и сообщали об авариях, смертях на дорогах. Был мартовский солнечный день, в городе снег сошел, но сразу за чертой города открылись белые, заснеженные совхозные поля. На обочинах намерзли грязные глыбы, а шоссе было дочиста вылизано шинами автомашин, лишь на взгорках поблескивала тонкая наледь. Снег прикрыл мусор у зданий и построек, сгладил неровности, даже придорожный кювет был почти незаметен. На деревьях рельефно выделялись круглые омелы-паразиты. Появится листва, и паразиты исчезнут в ней. Так же исчезают в толпе людей такие твари, как Прыщ и ему подобные. Да их и сейчас не сразу разглядишь, они умеют не бросаться в глаза посторонним…

Алиса сидела рядом, на бледных щеках ее чуть заметны два небольших, со сливу, розовых пятнышка. Под глазами темные круги, что еще больше подчеркивало их синюю глубину. Она в своей любимой коричневой куртке с круглым стоячим воротником, шапочку сняла, и отливающие бронзой при солнечном освещении густые волосы рассыпались по плечам. Молчит Алиса, Николай и не пытается ее расшевелить. Неужели наркотик так быстро переворачивает душу человека? Даже горький пьяница довольно скоро выходит из депрессии и начинает с удвоенной энергией трудиться, а наркоман неделями мучительно освобождается от мышечной боли, затуманенности в мозгах, неистового желания снова поскорее одурманить себя, чтобы от всего мирского отрешиться, все забыть и уйти, хотя бы и ненадолго, в иной, жуткий, но не столь болезненный мир…

— Я вчера была в церкви, — нарушила затянувшееся молчание Алиса. — Была служба, так красиво и торжественно… Почему у русского народа отняли религию, веру в Бога?

Этот вопрос он и сам не раз задавал себе: почему, зачем? Может, верили бы люди в Бога на небе, не так и грешили бы на земле?..

— Никита в церковном облачении выглядел совсем другим, не похожим на прежнего, которого я знала… По-моему, девчонки специально приходят в церковь посмотреть на него.

— Ну, и помог он тебе? — глядя на расстилающуюся дорогу, поинтересовался Уланов.

— У него ни на кого нет зла, — задумчиво проговорила она. — Я даже не знаю: хорошо это или плохо. Он мне на прощанье подарил иконку. Маленькая такая, современная. На ней изображены святые Вонифатий и Моисей Мурин. Сказал, что эти старцы избавляют человека от винного запоя. И от этого… Бели бы ты не приехал, я, наверное, повесилась бы там, на даче. Одно дело, когда ты сама одурманиваешь себя ширевом и каликами, а другое, когда это делают с тобой насильно. Против твоей воли.

— Ширево? Калики? Что это такое?

— Так колотые называют наркотики. И еще джефом. Никита сказал, что неизлечимыми наркоманами и алкоголиками становятся лишь те, кто удостоился поцелуя Сатаны. Бог дал людям ладан, благовония, фимиам, а Сатана — вино, дурман. Кого поцеловал Сатана, тот пропащий человек. Он живым попадает в ад.

— А еще что сказал тебе Никита?

Алиса повернула к нему голову, огромный глаз ее просветлел, губы тронула улыбка.

— Он сказал, что ты — мой ангел-хранитель.

Действительно, Лапин сильно изменился, когда-то он видеть не мог Уланова, особенно после того, как тот сошелся с Алисой.

— И еще он сказал, что с удовольствием бы обвенчал нас в церкви.

— Долго ждать, когда он получит на это право, — усмехнулся Николай. — Он ведь еще пока семинарист. Ему учиться и учиться. Если хочешь, давай обвенчаемся в Новгороде. В Софийском соборе. — Уланов, как всегда, произнес эти слова шутливо.

— Хочу, — чуть слышно произнесла она. Неожиданно нагнулась к нему и поцеловала в щеку, до губ ей было не дотянуться — Вот ты, наконец, и сделал мне предложение… — Она снова внимательно посмотрела на него, взгляд цепкий, птичий и такой же настороженный: — Я думала… я думала, что тебе после всего этого кошмара будет неприятно со мной… Я так боялась этого.

— Ты мне стала еще дороже, девочка, — неожиданно даже для себя мягко, почти с нежностью сказал Николай. — Ну а это… несчастный случай, и ты ни в чем не виновата. И ради Бога, не казни себя! Обещаешь?

— Я постараюсь, — чуть слышно произнесла она.

— Это был дурной сон, кошмар, — сказал Николай.

Ее глаза снова затуманились, она несколько раз моргнула, отчего черные ресницы взметнулись вверх-вниз, на щеку скатилась крупная слеза, другая…