Таир Али - Ибишев

— Так иногда случается, когда мальчик становится мужчиной. Это пройдет! Тут главное терпение.

— Уже и не знаем, что делать! Он ведь измучился весь, бедный! Исхудал, спать не может… Одна надежда на Аллаха Великого!

— Правда, правда! Мы уже думали, к доктору его отвести! Но ведь позор какой! Сама понимаешь…

Лица матерей горят от стыда и смущения. Они одновременно достают из карманов платочки и вытирают влажные глаза.

— Сейчас спит, а проснется — будет ходить, как тень, по дому, или сядет на балконе и курит, курит… Мы ведь и сами из–за него измучились совсем.

— А по ночам в ванне запирается или прямо у себя в комнате. Такое делает…стыдно сказать, честное слово!

— Доктор тут не поможет. Только опозорите мальчика. Город–то маленький. Женщина ему нужна — самое лучшее лекарство! От того и кровь у него носом идет, что мужская сила уже созрела и наружу просится …

— Ой, вы тоже скажете такое! Где же мы ему женщину достанем?!..а жениться ему еще рано…

— Попробуйте арбузное варенье, Секине–ханум, только вчера сварили… Сестры накладывают варенье в розетку и подвигают ее соседке. Секине отправляет в рот полную ложку сладкого сиропа, тщательно смакует его и удовлетворенно кивает головой.

— Хорошее. Я люблю арбузное варенье… А насчет женщины, так скажу вам: если хорошенько поискать, то найти можно. За деньги, конечно.

Сестры краснеют и решительно отказываются.

— Ну, как знаете. Тогда вам придется немного подождать, пока это само собой не пройдет. Неделя, может быть, месяц. У всех по–разному. Это как первые месячные — вначале тяжело, с болью, пока тело не привыкнет. Я знаю, я шестерых сыновей вырастила!

— Только бы так и было, как вы говорите! Так, значит, просто ждать?

— Ну почему же, давайте ему перед сном настой папоротника, йогурт, айран хорошо. И главное, поменьше чеснока и лука, от них кровь становится беспокойной. А потом, смотрю я на него и удивляюсь. Целый день он у вас дома сидит. Это совсем нехорошо. От этого и мысли всякие в голову лезут. Ведь за целый месяц даже на море ни разу не сходил! Я у себя с балкона все вижу!

Сестры смущенно переглядываются.

— Ой, Секине–ханум, страшно его одного на море отпускать. Ведь каждый день кто–нибудь тонет… Не приведи Аллах!

— Не приведи Аллах!

— Глупости! Что же вы такое говорите!? Он уже взрослый мужчина! Не надо его как ребенка нянчить! Ему загорать надо, чтобы прыщи ушли, среди людей бывать! Морская вода…

— Но ведь он и сам не хочет…

— Потому что так приучили! Что, значит, не хочет — заставьте! Ничего с ним не сделается!..А варенье у вас отличное получилось, не очень густое и не слишком жидкое!..очень я его люблю, а сама в этом году еще не варила.

— Мы и для вас баночку приготовили! Знаем, что любите!

Секине–ханум хитро улыбается толстыми фиолетовыми губами.

4.

Ибишеву не хочется идти на пляж, потому что он боится и не любит моря.

Сохранилась цветная фотография с размашистой надписью в правом нижнем углу: ”Денизли. 1977 год.» Под полосатым красно–белым зонтиком на песке сидит Ибишев в желтых трусиках и сосредоточенно смотрит в объектив. В руках он держит большой надкушенный персик. Сзади него, как два ангела–хранителя, в легких марлевых платьях стоят Алия — Валия и чинно улыбаются. Виден кусочек моря и мужчина с ребенком на руках, выходящий из воды.

К походу на пляж они обычно начинали готовиться за неделю. Брали с собой еду в банках, термосы с чаем и какао для Ибишева, фрукты, одеяла и даже маленький матрас. Ходили с утра, с девяти и до половины первого. Не больше и не меньше.

Морщась от холода, Ибишев с неохотой входит в почти неподвижную воду, ведомый за руки матерями, на которых вместо купальников все те же длинные марлевые платья. По тогдашней денизлинской моде купальники считаются неприличными и позволительны лишь для приезжих.

Когда вода доходит ему до пояса, двойняшки заставляют его несколько раз окунуться с головой. И маленький Ибишев, погружаясь в зеленый полумрак, с ужасом представляет себе, что спасительные руки матерей могут внезапно потерять его, отпустить, и тогда, даже несмотря на то, что он стоит ногами на вязком дне, ему придется остаться один на один с этой беспредельной, совершенно равнодушной к нему мутно–зеленой массой воды, которая способна в одно мгновение легко утянуть его в свои смертоносные глубины.

С годами детский страх Ибишева несколько притупился, уступив место гораздо более сильному чувству неловкости перед необходимостью обнажаться в присутствии множества незнакомых людей. Сама мысль об этом долгое время казалась ему невыносимой и кощунственной, и потому обычно сговорчивый Ибишев неожиданно оказал ожесточенное сопротивление твердому решению Алии — Валии отправить его на море. Чтобы сломить его волю, матерям понадобилась почти целая неделя настойчивых уговоров, причитаний и слез.

Точная дата: около 7 часов утра 19 июля 1994 года.

Ибишев стоит в резиновых тапочках на теплом песке и настороженно озирается по сторонам. В руках у него сетка с махровым полотенцем, запасными трусами и персиком. Убедившись, что вокруг никого нет, он начинает медленно раздеваться, не переставая при этом оглядываться. Маленькая лагуна, пересеченная посередине упавшим столбом электропередачи, один конец которой уходит прямо в воду, хорошо прикрыта с боков далеко выдвигающимися в море скалами. Оставшись в одних плавках, Ибишев подходит к самой кромке воды и осторожно пробует ее ногой (стайка полупрозрачных креветок, напуганных его тенью, метнулась в заросли зеленых ламинарий, густо облепивших конец столба). Он поднимает голову и, прищурившись, смотрит в небо. И душа его вдруг начинает трепетать от предчувствия чего–то удивительного и неизбежного, которое вот–вот должно произойти. Растерянный Ибишев садится на песок. Он беспомощно ищет глазами привычные знаки Судьбы, но, измученный недосыпанием и сновидениями, не находит ни один из них.

А небо в тот день действительно было удивительным.

Глубокое, торжественное, словно прошитое тонкими золотыми нитями, оно, как и все вокруг, отмечено очевидной печатью рождения божества, рождения, которое должно произойти с минуты на минуту. И едва уловимый аромат ладана и мирта разлит в неподвижном воздухе, и широкие листья кривых смокв–инжирников вдоль всей дороги на пляж покрываются липкой патокой, и море постепенно становится густым и тяжелым, словно сливки, и неумолимая Судьба Ибишева — хрупкая женщина с головой птицы Ибис — одиноко стоит на вершине скалы, сложив перепончатые руки–крылья и с жалостью смотрит на своего раба…Она знает все, что будет с ним дальше.

Ибишев подставляет солнцу свои острые лопатки. Он надеется, что жгучий ультрафиолет избавит его от россыпей прыщей на коже.