Александр Грог - Время своих войн 3-4

— Ну–ка, дыхни! — велит Седой.

— Что ты, Седой, — обижаешь! — говорит Казак и послушно выдыхает на всю комнату.

Криминала не вынюхивают, но Миша спрашивает:

— Когда обедать будем?

— Это после двух баранов? — удивляется Сашка.

— Я не один ел! — напоминает Михаил.

— И что с ним делать?! — восклицает Сашка.

— Что? — спрашивает Миша. — Интересно…

— Сказать? — взвивается Сашка.

— Риторический вопрос–восклицание в ответе не нуждается, — остуживает Сергей — Извилина. — Тем более на эмоциональном уровне.

— Для Миши переведи!

— С ним все ясно, — отмахивается Седой, — а вот ты, Казак, с чего хмельной?

— С мыслей! — честно говорит Петька — Казак… — Жизнь налаживается — тряхнем Европу, вставим ей по самые помидоры!

----

ВВОДНЫЕ:

«Отшельник» — «Альме»

Донесение:

«…одновременно осуществлена встреча с бывшим полевым командиром Денгизского района, который, предположительно в конце 90‑х, пошел на сотрудничество с властью. В чем суть предложений, принял ли он их, выяснить не удалось. Исхожу из предположения, что в предстоящих «играх» он и его люди каким–либо образом будут задействованы. В дополнение к отправленному ранее, могу сообщить, что на территории Прибалтики в ближайшее время будет осуществлена операция прикрытия…»

(конец вводных)

----

Общий стол у иных народов — это полное доверие.

— Кто учил тебя готовить харчо, Денгиз?

— Мама.

— Если я когда–нибудь продам Родину за тарелку супа, это будет харчо! — разглагольствует Петька — Казак. — Но это будет не какое–то дешевое харчо дорогого ресторана! Чтобы купить душу моего желудка, врагу придется украсть твою маму и заставить трудиться на себя.

— Маму не трогай! — предупреждает Денгиз…

Хазария преданность покупала, Россия ею одаривала. Это было большим чем религия.

Ницше как–то назвал религию — гигиеной души. Правда, это касалось буддизма или синтоисткой веры, которым сложно называться Великими Религиями (по крайней мере, с точки зрения европейцев), поскольку они так и не покинули мест своего зарождения, не бросились завоевывать новые плацдармы, а тихо, вроде приливов и отливов, разливались и втягивались обратно, оставляя небольшие лужицы. Христианство и Мусульманство распространялись же вроде пожара, пожирая, как топливо, достаточно терпимые языческие, двигались все дальше и дальше, пока не схлестнулись. Причем, мусульманский пожар, зародившийся позже и в местах, которые до времени не вызывали пристального внимания христиан, занятых поисками собственных «врагов веры», больше соответствовал духу и стремлениям людей, которые позже стали его основой.

Если синтоисткую и буддийские религии можно сравнить с черепахой, христианскую с коровой, то мусульманскую с играющим гепардом. В какую сторону совершит следующий скачок неизвестно и ему самому. Во времена современные, христианская «корова» перестала быть бодливой и едва давала молока, но для гепарда она великовата. Черепаха — вне схватки, надеется пережить всех. Но есть еще одна религия — религия «скорпиона», что все время собственного существования умудряется жалит саму себя. Древняя, чуждая всем остальным, да и принадлежащая лишь тому роду людей, которые к роду людей себя не причисляют… подобно скорпиону жалит и саму себя, может десятки лет казаться мертвой и оживать в благоприятных для себя условиях, захватывая в собственное «охотничье пространство» государства, а то и цивилизации. Каждый раз, до следующего…

— Под одним Богом ходим, хотя не в одного веруем, — говорит Денгиз Сергею.

— Мой бог — воля, но сейчас я неволен в своих поступках, поскольку их диктуют мои Честь и Долг, — отвечает Извилина.

— Честь и Долг хорошие стремена для Воли, — соглашается Денгиз.

В ответ Извилина декламирует: «Когда умрем, то все до одного познаем, что мы не знаем ничего…» сперва на арабском, потом на русском.

— Это — «там», а на земле две веры рядом не уживутся. Все равно, что два меча в одни ножны совать, — говорит Денгиз.

— Зачем совать мечи в ножны? Это время не скорое.

— Но можно ли держать два меча в одной руке?

— И это зачем? Если есть левая и правая? Денгиз, мы когда–то с тобой хлеб преломили, было такое? Я тебе наш дом показал, сам знаешь по какой причине.

— Не знаю, друг, не знаю…

— Малые ветры, собравшись воедино, образуют тайфун, — говорит Извилина.

— А не собравшись, если только свое дуют по миру — что несут они?

— Предупреждение.

— Узловато сказал! — одобряет Денгиз. — Люблю тебя слушать! А теперь слово правды хочу услышать. Как так получается? «Русские своих не бросают»? Одного не бросят, а полмиллиона запросто.

— Это не русские.

— Правда, — соглашается Денгиз. — Не русские, но русских! — жестко говорит он. — И русские проглотили. Вы! Пусть мы, когда говорим «русские», или «шурави», иногда и не про вас думаем, а о тех, кто над вами, тех, что насквозь ваше тело прошил во все стороны, но до них нам не добраться, да и смысла нет — на что нам вас освобождать, если вы сами освободиться не желаете? «Не тужи о том, чему пособить нельзя», — добавляет он, показывая хорошее знание русского фольклора. — Ваш Квачков хреновый стратег и неудачливый тактик. В ваших условиях начинать надо было с министра культуры!

— Именно по этой причине у нас никто не верит, что именно он, — говорит Извилина и впервые задумывается — а верит ли он сам? Что это? Акт отчаяния? Все, наблюдающие за Россией со стороны (кто с сожалением, а кто и со злорадством) гораздо лучше видят происходящее — оно для них очевидно. Десять лет непрерывных требований к русской нации покаяться, усиленно насаждаемых средствами массовой информации — словно разом спустили свору собак. Каяться в убийстве царской семьи, каяться в расстрелах периода гражданской, голодомора Поволжья и Украины, лагерях системы ГУЛАГ, заградительных отрядах Отечественной войны… Каяться, каяться, каяться… И, что особо цинично, под требования исходившие от прямых потомков действительно виновных, в своей циничной подлости нашедших «новую–старую» стезю существования. Подобно тому, как всякие Розенберги, Мехлисы, расписывающиеся под призывами газеты «Правда», в 1942 году, вдруг, в одночасье превратились в Орловых и Соколовых, так и во времена новейшие возникли новые псевдонимы от флоры и фауны: Березовские, Дубовские, Гусинские…

— Под больную душу, если рвет на части, и самого Аллаха проклянешь!

Денгизу не нравится, что и как сейчас сказал Сергей, хотя сказал правду. Такое может случиться у слабых людей. Несчастья душу закаляют. И опять подумал — так ли? Должно быть, так. Сколько несчастий на долю русских выпало за какую–то последнюю сотню лет, как не пытались изменить породу, то в ту, то в другую сторону, словно не зная — что самим нужно? — рабы или герои? Как не убивали средь них лучших, явно и тайно, все равно находятся такие, для которых Россия — личное дело, дело Чести. Денгиз давно надеется, что Извилина придет к истинному Богу. Разве он не прочел Коран, а некоторые моменты не цитировал по памяти — дело для шурави удивительное. Самому отъявленному мерзкому преступнику вдвое сокращают его срок, если он выучивает Коран наизусть, а то и отпускают, не требуя понимания от прочитанного… Извилина же Коран понимает, и когда–то удивил, даже весьма озадачил …. который прошел обучение в Медине.