Александр Грог - Время своих войн 3-4

— Националисты. Ярые поклонники и подражатели «зеленых братьев», тех, что занимались бандитизмом после прихода советской власти. Как структура восстановлена в 90‑е. Но позже, ввиду невозможности самоконтроля, государством были разоружены… Ларечники могли бы подтвердить, но и ларечников, в угоду капитала крупных универмагов, тоже ликвиднули. В смысле, аннулировали тем и этим их лицензии. Движение без государственных лицензий на патриотизм здесь как–то быстро теряет популярность. Должно быть, за свой счет неинтересно… Зато те, кто ларьки когда–то держал, враз успокоились. Вроде как отомстили за них. Больше не грабят под видом защиты. Пятнисто–зеленые какое–то время попили на своих сборах, песни поорали, по банкам постреляли, но уже из глакоствольного, да и рассосались. Впрочем, как сказал, это дела вчерашние. Теперь это другое, если в земесардзе записался — проверили, что балтийской кровью чист, получаешь право на приобретение всякого нарезного. Плюс сборы, где обучают из более серьезного.

— Думаешь, если им оружие дадут, будут против нас в войнушку играть? Те, кто ближе окажется?

— Оружие у них есть и собственное, это русским «неграм», которых здесь не меньше трети жителей, покупка, ношение, хранение чревато всеми вытекающими из местного уголовно–наказуемого. Земесардзе не послевоенное образование, они и раньше в войну играли, очень для себя удобную — в поимку бежавших русских военнопленных, и надо сказать, много поймали. На рубеже перед Россией, они как раз в доходяг превращались, это сколько километров от лагерей пройти не жравши. А здесь хуторная система — через каждый километр глаза, и почти безлесица, невозможно не наследить. Еще и прочесывания с собаками. За каждого пойманного немцы платили марками. Бизнес и спорт по всей Латвии получался, тем более, что можно безнаказанно. Им всегда нравилось, когда безнаказанно. Когда выяснялось, что повторно бежал, немцы после допросов везли обратно в лагерь и там показательно расстреливали.

— Что еще? По кадровой?

— Четыре генерала. Все четыре «академиев не кончали». Одна из них неярковыраженного женского полу.

— Видно знания в каком–то деле велики, если баба стала генералом.

— Феминизм не лечится.

— Еще как лечится! — возражает Сашка. — Просто соображения им не хватает, что лезут на мужское, где им вовсе не место. Соображалку надо вправлять! Не наказывались еще по–крупному — случая не было. Создай случай, и увидишь, что получится!

— Действительно, раз все равно разминку проводить, так почему бы не по этому адресу? Что скажешь, Извилина?.. Что ты там говорил о предварительной псиобработке? Что–то про создание слухов, легенд и прочего. Повоюем с феминизмом? И когда, наконец?

— Основное придется на «Лачплесиса» — это праздник такой местный.

— Ну–ка, поподробнее…

— Можно и поподробнее, но тут такое дело… Прямо неловко за соседей. Очень неудобный праздник в свете «историзма». На таком национальный праздник, как день Лачплесиса, как не крутись, а внимание человека нового, к здешним мозговым вывертам непривычного, заостряется на нехороших моментах. Например, этот народный эпос не завуалировано, а впрямую утверждает, что Лачплесис (а это древнелатышский герой–воин такой) появился на свет в результате зоофилического полового акта, участниками которого были человеко–латышка и бурый медведь (возможно, что тоже латвийского происхождения, уже ассимилировавшийся, но вполне может так случиться, что и «мигрант», забредший с ненавистной России, откуда исторически приходили все медведи). Однако родившийся детёныш, как это ни странно, по максимуму (за исключением некоторых деталей) унаследовал человеческие черты, доказав могущество национальной крови. А единственным видимым подтверждением состоявшегося акта, попадающего под отмененную ради европейских свобод статью — «зоофилия» (а отнюдь не мутации, как некоторые изволят утверждать), явились мохнатые уши, про которые периодически недружественно настроенные к латышам соседи (эсты и литы), в ущерб исторической правде и явно в целях поглумления, говорят, что они ослиные, а не медвежьи.

— С ближними соседями, значит, тоже не дружили?..

— Еще как не дружили! И сейчас, нет–нет, да и проскальзывает. Вот вроде бы, откинув все, можно сказать: «С праздником вас, дорогие латыши!» А задуматься, так только законченный идиот назовёт «День Памяти Павших Воинов» праздником. Но вот назвали… Странностей не перечесть — впрочем, это касается едва ли не всех памятных дат официального Латвийского календаря. И ведь никто не рискнет объяснить — что по сути «празднуется»? — день рождения или день смерти Лачплесиса, сына женщины и тотемного медведя? Если празднуется — так рождение? Но раз касается «павших героев», так смерти? Или вот еще, этот подвиг Лачплесиса, вокруг которого все вертится, чьим олицетворением стали цвета латвийского флага — это едва ли не первое чему учат в школе, растолковывая национальную символику…

— Серега, давай про подвиг! — нетерпеливо просит Миша — Беспредел, боясь, что в своих объяснениях Извилина забредет далеко, чувствуя нечто смутное, тревожное в этом древнем предании — едва ли не родственную связь. — Люблю про подвиги слушать!

— А вот с подвигом есть некоторые сложности. В общем–то говорится, что герой Лачплесис — по утверждению, необычайной силы герой — отважно убил, тоже отнюдь не слабенького, Черного Рыцаря. Надо полагать — немца. Там Ливонский Орден правил. Латыши больше чем с полтыщи лет под немцем были, вот и селекционировали прибалтийские немцы из них особую породу для себя, для всяческих услуг. Даже поговорка была, между прочим, русская поговорка в пограничных местах: «Лучше быть рабом у раба, чем латышом под немцем»

— Но ведь убил же! Молодец и богатырь! На поединок вызвал? Чем бились?

Сергей — Извилина нехорошо ухмыляется.

— Есть сомнения?

— Нет сомнений, — говорит Извилина. — Убить–то убил, про это и эпос хвалится, но вот каким собственно образом…

— И как?

— Спящего.

— Тьфу на них!

— Герой! — выплевывает Седой. — Герой! — добавляет он. — Потомки!

— Да, самый что ни на есть, национальный герой. В этот день обязательным образом произносится много депутатских речей, в которых все они борются с «проклятыми русскими оккупантами»… как Лачплесис.

— Это сонных резать? — удивляется Миша.

— Получается, что вовремя мы к ним? Свежим ветром по плесени?

— Вот–вот! — выговаривает свое знаменитое «вот–вот» Седой. — Мешай водку с маслом!

— Странно как–то, — замечает Сашка, — немцы их мяли по всякому — это конечно если не считать медведя — а русские опять виноваты?

— Так что с флагом–то? — перебивает Казак заинтересованно. — Ты недоговорил.